наследником короны Альфонсо XI в полном соответствии с правом, провозглашенным этим монархом в его «Уложении Алькалы-де-Энарес» (Ordenamiento de Alcalá de Henares) 1348 г.; это право было ничем иным, как Партидами, признаваемыми в качестве основного источника королевского права, действующего в королевстве. В то же время оно являлось своего рода средством возвращения того, что выглядело как правовые нормы, уходящие корнями в законодательство Мудрого короля, в полной мере введенные в действие Альфонсо XI; теперь оно представлялось восстановлением того, что было ухудшено Педро I, свергнутым с престола, поскольку он был королем незаконного происхождения, правившим ненадлежащим образом.

С преодолением фазы гражданской войны и с окончательным воцарением династии Трастамара, деятельность кортесов стала значимым показателем решающей роли наследия Альфонсо X, и, особенно, действия Партид, выступавших основным законодательным памятником, применявшимся для решения широкого круга самых разных вопросов[592]. Все это косвенно предполагало определенную модель монархической власти, что проявилось в самых разных сферах, таких как воплощение некоторых идей, относившихся к религиозной реформе, проведенной на кортесах в Бривьеске в 1387 г., с прямыми обращениями к Седьмой Партиде (тит. 23[593] и 28[594]), а также в том, что касалось регулирования судебных исков[595] и вызовов в королевский суд на кортесах в Мадриде в 1435 г.[596], или процедуры посвящения в рыцари, установленной на кортесах в Мадригале в 1476 г.[597] Кроме всего прочего[598], не следует забывать о главном проявлении этой решающей роли Партид как источника права при утверждении той модели монархической власти, которая была выработана в ходе кортесов в Ольмедо в 1445 г.

Аналогичным образом, применительно к сфере комментирования правовых памятников, уже в начале XV в. действовал Висенте Ариас де Бальбоа[599], на тот момент являвшийся одним из самых выдающихся юристов, активно занимавшийся составлением глосс к законодательству Альфонсо Х. Он очертил как юридический, так и политический концептуальный горизонт, в направлении которого развивалась юридическая мысль последующих десятилетий; этот горизонт был задан ничем иным, как «Королевским фуэро» или «Семью Партидами». Последние присутствовали также в его рассуждениях о праве престолонаследия, которое обсуждалось в связи с поиском наследника короны Мартина I Арагонского, который был решен «Соглашением в Каспе», открывшим доступ представителю династии Трастамара на арагонский трон[600]. Такое внимание было лишь предвестием признания законодательства Альфонсо X другими кастильскими юристами XV в., такими, как влиятельный и трудолюбивейший королевский секретарь Фернан Диас де Толедо, епископ Алонсо де Картахена, или, уже во времена Католических королей, знаменитый правовед Алонсо Диас де Монтальво.

Комплексное понимание того, что являлось следом влияния модели монархической власти Альфонсо Х (отразившейся, главным образом, во Второй Партиде) на развитие механизма урегулирования конфликтов в Кастилии эпохи Трастамара, позволяет зафиксировать присутствие этого влияния в следующих областях:

1. Малолетство короля и связанные с ним конфликты.

2. Расширение законодательной власти короля.

3. Рыцарский идеал эпохи Трастамара.

4. Модель монархической власти в контексте битвы Ольмедо (1445 г.).

5. Сохранение наследия Альфонсо Мудрого в правление Католических королей.

После исследования проблемы в этих пяти измерениях будет сделана попытка сформулировать некоторые выводы.

Малолетство королей и правовое наследие Альфонсо Х

Уже сама история династии не заставляет долго искать доказательства важности неразрывной связи деятельности ее представителей в сферах законодательства и политики с особой ролью «Партид». Это четко видно в случаях особенно сложных ситуаций, таких как малолетство тех, кто должны были занимать престол слишком рано, и повторилось сначала в 1390 г., а затем в 1406 г.

И в одном, и в другом случае участие кортесов было решающим фактором в процессе разрешения проблем, возникавших из-за малолетства королей. Значимости их роли весьма способствовало то внимание, которое уделялось правовым нормам, касающимся несовершеннолетия, содержащимся в «Семи Партидах» и «Зерцале законов».

В случае Партид, хотя и не учитывались положения об определяющей роли распоряжений, оставленных покойным королем, однако принимались во внимание нормы, регламентировавшие случаи, когда таких распоряжений оставлено не было и предписывалось «ayuntar allí do el rey fuere todos los mayorales del reyno, assi como los prelados e los ricos omes, e los otros omes buenos e honrados de las villas; e desque fueren ayuntados, deuen jurar todos sobre los Santos Euangelios, que caten primeramente seruicio de Dios, e honrra e guarda del Señor que han, e pro comunal de la tierra del Reyno, e segund esto, escoja tales omes, en cuyo poder metan, que le guarden bien e lealmente»[601].

Со своей стороны, «Зерцало» предписывало в таких случаях участие прелатов, магнатов, рыцарей, идальго и добрых людей из городов, и все они должны были действовать воедино, «porque a todos tañe fecho del rey e todos y an parte»[602]. Таким образом, в этом правовом памятнике представлено положение «quod omnes tangit ab omnibus deben approbari» [ «то, что касается всех, должно быть одобрено всеми». – Прим. пер.], старый принцип Юстинианова частного римского права, относящийся к распоряжению имуществом несовершеннолетних их опекунами, который, кроме того, в юридическом плане также способствовал возникновению сословно-представительных учреждений начиная с XIII в.[603] Возможно, в этих правовых обстоятельствах можно увидеть, помимо прочего, достаточное обоснование определяющей роли кортесов в составлении основополагающих политических соглашений, устанавливавших режим регентства. Не упоминая их напрямую, правовое наследие Альфонсо X поставило кортесы в центр любого процесса установления порядка перехода престола к малолетнему королю. Кроме того, этому способствовала и конкретная ситуация, в которой происходило наследование престола умершего Хуана I. Ее условия предопределили ту особую роль, которую сыграло завещание этого короля и противоречия правовых положений, в нем содержащихся[604]. Наследование престола, таким образом, осуществлялось не в отсутствие завещания, поскольку в этом случае оно наличествовало. Действительно, завещание было составлено 21 июля 1385 г. в Селорику-да-Бейра, в разгар португальской кампании, которая несколькими днями позже закончилась сражением при Алжубарроте. Существование этого завещания с юридической точки зрения не могло быть проигнорировано. Согласно упомянутым выше положениям Партид, текст завещания как изъявления королевской воли должен был сыграть определяющую роль в момент оформления регентства. Между тем, на самом деле, с момента его составления прошло уже значительное время, что могло поставить под сомнение возможность его применения.

При задействовании кортесов и связанного с этим участия представителей городов было обеспечено уместное в данном случае формирование Регентского совета. Оно, одновременно, и ограничивало возможности для неизбежной критики за нарушение королевского завещания (в противовес тому, что предписано в законе «Семи Партид»), и использовало такую процедуру принятия решений, которая, в отсутствие короля, опиралась на волю всего королевства. В то же время норма самих Партид передавала