– Я говорила, – медленно подтверждает Нелла, – но…

– Она сказала, что я научусь любить. Сказала, что любовь может принимать изначально желаемую форму, но мне нужно уметь приспосабливаться.

– Действительно, я…

– Что этот брак – единственный для меня способ выбраться.

Неллу накрывают воспоминания о собственных словах. В устах другого человека они звучат невыносимо цинично.

– Нет, – говорит Отто. – Я запрещаю.

– Папа, – Тея строго смотрит на отца, – я кое-что слышала о настоящей любви. Это редкость. Но есть и другие формы любви, которым можно научиться. – Тея делает паузу. – И если это так… то мужчина, с которым я буду учиться, вполне может быть богат.

– Я не хочу, чтобы ты стала частью этого мира.

– Есть только один мир, – качает головой Тея. – Тот, в котором мы находимся.

Отто опустошен. Он смотрит на дочь так, словно перед ним незнакомка.

– У нас нет денег, – продолжает Тея. – У папы нет работы. Больше не осталось ни одной картины на продажу. Разве это не правда? С подобным браком наша семья сможет забыть о позоре.

Никто не произносит ни слова. Тея теряет терпение. «Возможно, ей действительно не терпится, – думает Нелла. – Ведь разве мы – разве я – не внушали ей день ото дня, как важно сохранять деньги и статус? Говорили о том, что мадера на ее восемнадцатилетие куплена только потому, что шла за полцены? Рассказывали о продаже последней картины, о сокращении в рационе мяса, об отсутствии новой одежды и охоте за приглашением на бал к Саррагон. Все дальше и дальше назад, до безымянной могилы Марин, оплакивания их судьбы и истории, и еще дальше, к озеру в Ассенделфте. И Тея собирается что‐то с этим сделать. Собирается решить все их проблемы одной свадьбой».

– Ты не обязана, – говорит Отто.

Тея поворачивается к отцу:

– Обязана. И чем скорее, тем лучше. Мой брак нас защитит. Это новое начало. Мы будем свободны.

Раздается нечто среднее между всхлипом и вздохом. Корнелия сидит, сгорбившись, на краю кухонной скамьи. Затем поднимает глаза.

– Ты собираешься нас покинуть, – бормочет служанка. – В самом деле хочешь уйти?

– Только если он согласится на мне жениться, – отвечает Тея.

– Она будет рядом, на Принсенграхт, – вступает Нелла, но, уже произнося эти слова, понимает, что дом Якоба, его бледно-зеленые стены, клавесин и идеальные фарфоровые чашки, находится на другом конце света, куда Корнелии будет не так‐то просто добраться. Даже если она этого захочет.

Корнелия в ярости смотрит на нее, но Нелла не собирается отступать. Она верит в силу Теи. Нелла понятия не имеет, почему девушка так круто изменила свои намерения, но какое это имеет значение? У них наконец‐то есть план.

– У нас не было застолья, когда родилась Тея. Мы не устраивали праздника. Не поднимали шума, прятались в тени. Но не в этот раз. В этот раз мы будем гордиться. – Нелла поворачивается к племяннице: – Я иду к Якобу.

Глаза Теи благодарно расширяются.

– Идешь? Так быстро?

– Конечно. Я поговорю с ним, – кивает Нелла, избегая обвиняющего взгляда Отто и кипящей от злости Корнелии. – Я устрою для тебя брак, Тея. И это увидит весь мир.

XXII

Слова могут тут же повлиять на тело, а обещание вступить в брак – превратиться в быструю прогулку от Херенграхт до Принсенграхт. У Теи сводит живот, и она бежит, стараясь не отставать от тети и забыв, что собиралась на рынок с Корнелией. На улице прекрасный день, хотя немного ветрено. Чайки кружат и ныряют в воду, над черепичной крышей напротив сияет яркое небо. Сама Тея чувствует прилив сил, ее переполняют странная целеустремленность и беспокойная нервозность.

– Разве не надо было сначала написать Якобу? – спрашивает она у тети.

– Мы и так потеряли много времени, – отвечает тетя. – Ты болела больше месяца, Тея. И потом… – Тетя Нелла приподнимает корзинку со сладкими ореховыми вафлями Корнелии, которую держит в руке. – У нас есть для него подарок! Я не буду сразу переходить к теме брака. Сначала просто поговорю с Якобом, разведаю, что к чему, а потом приглашу тебя. Если пойдет хорошо, все случится быстро.

Тея озадаченно смотрит на тетушку.

– Откуда ты знаешь?

– Моя мать устраивала все для меня, переписываясь с твоей матерью. Лично будет, разумеется, быстрее. Вернемся домой как раз к ужину.

Трудно сказать, то ли за излишней деловитостью тети Неллы скрывается ее собственная нервозность, то ли она вправду уверена, что подобный брак можно устроить так легко. Тея не может не восхищаться ее духом и смелостью, а впрочем, тетя Нелла за последние несколько месяцев успела сделать многое для этого брака. Так что это не пустой визит. И Тея ждет его, сжавшись словно пружина.

Тетя Нелла останавливается посреди дорожки.

– У меня воротничок не задрался? – спрашивает она. – Чепец в порядке?

– Как всегда, идеально.

Они доходят до крыльца дома Якоба.

Поднявшись по аккуратной каменной лестнице, тетя Нелла тянется к молоточку в виде подковы с таким решительным видом, какого Тея никогда у нее не видела. Девушка касается ее рукава. Она смотрит на прочную входную дверь Якоба и думает о том, что находится за ней. Безмятежность бледно-зеленого цвета. Клавесин. Комнаты наверху, размеры которых она пока что не знает. Бесконечные наборы тапочек, спрятанных в шкафу. И в центре дома – сам мужчина. Якоб. Его узкие плечи и остроносые туфли. Якоб, который курит трубку и музицирует лучше, чем Тея могла себе представить. И все же его таланта недостаточно, чтобы изгнать образ Вальтера из ее тела и сознания.

– Тетя Нелла, правда в том, что я действительно не люблю Якоба.

Тетя сжимает ее руку, корзинка прижимается к юбкам Теи. Вафли внутри болтаются туда-сюда.

– Я знаю, милая. Мы все это знаем. И Якоб, скорее всего, тоже. Это не повод для тревоги.

Тея смотрит на дом Якоба.

– Полагаю, любовь ничего не гарантирует.

– Не гарантирует.

– Ты научила меня этому.

– Признаю, урок странный, – колеблясь, говорит тетя Нелла. – Тея, ты действительно хочешь продолжить? Не слишком ли много всего произошло за последние недели? Потому что, если ты не хочешь, мы можем вернуться домой.

Тея думает, что ждет их дома. Голые стены, пустые закрома, две записки с угрозами разрушить ее репутацию и перспективы повторного вымогательства. Корнелия, гремящая сковородками. Отец, мечтающий, чтобы ей снова было восемь лет. И угроза со стороны Гриеты Рибек. Тея думает о крошечном позолоченном домике под кроватью, о том, как она сжимала его в кулаке, пытаясь найти другой финал своей истории.

– Нет, – отвечает