Шрифт:
Закладка:
У Каспара такой вид, словно воспоминания Неллы его загипнотизировали. Она слышит свою искренность и нежность. И это внезапно заставляет ее ощутить себя очень уязвимой.
– Вы хотели проведать Тею, – говорит Нелла, пытаясь вытащить его из прошлого.
Каспар возится с сумкой, поставленной у ног.
– Я принес кое-что. Но нет нужды беспокоить ее прямо сейчас. – Каспар выпрямляется. – Я не знаю, что случилось с вашей племянницей, мадам Брандт. И я пришел не для того, чтобы выяснять это и распространять слухи по городу.
Нелла вспыхивает:
– Я не…
– Я понимаю вашу осторожность. Понимаю, почему вы не хотели, чтобы я стоял на пороге. Остерегайтесь мужчины, несущего алоэ.
Нелла внезапно чувствует, что у нее больше нет сил держаться. Она просто хочет все прекратить и не притворяться, что Тея в Антверпене, а не наверху, запертая в своем собственном мире.
– Все так… ужасно, – шепчет она.
– Могу себе представить.
– Я не знаю, что с ней случилось. Я не знаю, что делать.
– У меня есть то, что поможет. – Каспар открывает свою сумку и достает ряд крошечных бутылочек. – Настойки. Валериана. Белладонна, как у вашей мамы. Имбирь, анис. Есть и другие.
Он держит в руках бутылочку, и выражение его лица необычно серьезное.
– Вот эта поможет вам всем уснуть. Эта поднимет настроение. Несколько капель в бокал вина или в кашу для Теи. А еще есть настойки от меланхолии, мадам. На всякий случай. – Витсен помедлил. – Я сам их готовил. Самые лучшие вытяжки.
– Вы очень внимательны.
– Самое лучшее для семьи Брандт. Некоторые из этих растений творят чудеса, мадам, и я уверен, вы это знаете. Они могут быть тем единственным, что встанет между смертью и жизнью. Они привезены отовсюду – с мыса Доброй Надежды, из Бразилии, Суринама. Из Западной Африки, Эфиопии, с Молуккских островов. Ява, Джакарта, Маврикий. – Каспар широко разводит руки, словно желая охватить весь мир. – В университетском саду на окраине Амстердама растет более трех тысяч растений.
Для Неллы это огромное количество. Она смотрит в сияющие глаза Каспара, мысленно представляя себе джунгли, простирающиеся от стен сада до булыжной мостовой.
– Значит, намного больше, чем в Ассенделфте, – говорит она.
– Я не пытался как‐то принизить сад вашей матери, мадам, – отводит глаза ботаник.
– А я и не думала, что вы это делаете. Вы долго проработали в университете, прежде чем Клара Саррагон вас оттуда выдернула?
– Клара Саррагон, похоже, действительно считает, что я вырос там из луковицы. Но до этого у меня была другая жизнь. Я некоторое время работал в Ост-Индии. На самом деле, в ОИК, врачом.
– Отто знает об этом?
– Конечно. Мне не нравилась эта должность, но я получил от этой работы кое-что ценное – глубокое понимание того, насколько необычными могут быть растения. Насколько они разнообразны в разных землях по всему миру. Я привез эти знания в Амстердам, но использую их только в случае жизненно важных обстоятельств.
– Считаю, что настойки помогут Тее, – говорит Каспар мягко и добавляет через паузу: – Они помогут и вам.
– Как вы нашли эти растения, когда были в Индии?
– С помощью местных жителей.
– И рабов?
– Да, – говорит он. – И рабов тоже.
Нелла задается вопросом, что именно Отто рассказал этому человеку о своей жизни в Суринаме. Вполне возможно, что Каспар Витсен знает об Отто больше, чем кто‐либо из членов его собственной семьи.
– Местные жители показывали мне свои сады, – продолжает Каспар. – Свои огороды. Джунгли и фруктовые деревья. Они объяснили мне, на что способны эти растения.
– Вы сажали в тех землях свои семена?
Каспар делает глоток чая.
– Да. Мы посылали за нашими местными растениями, чтобы посмотреть, приживутся ли они на новой почве. Разный уровень осадков, интенсивность солнца и так далее. Увозили растения с Явы на Карибские острова и наблюдали, как им там. Затем наоборот. Я знаю, некоторые сотрудники ботанического сада пытаются вырастить кофейные зерна. Конечно, многие растения погибают в пути. Нужно чувствовать личную ответственность, ведь в это предприятие было вложено столько усилий. Любой неверный шаг сводит на нет целую историю.
– Но в чем смысл всего этого?
– Смысл? – удивленно переспрашивает Каспар Витсен. – Разумеется, все это делается ради удовольствия.
– Мистер Витсен, это Амстердам, – усмехается Нелла. – Я вдова купца. Могу вас заверить, в этом городе никто ничего не делает просто ради удовольствия.
Он улыбается:
– Тогда – знания. Мы делаем это ради знаний, потому что знание – сила.
Нелла представляет себе людей за рабочими столами и на клумбах, во влажной жаре, с лопаткой или пером в руках: они что‐то комментируют, культивируют, чего‐то ждут.
– Но что вы надеетесь узнать? – спрашивает Нелла. – Зачем эти знания?
– Чтобы люди могли беречь свое здоровье. Чтобы мы могли разнообразнее питаться, придавать особый вкус нашим блюдам. Мы хотим, чтобы мать-природа открыла нам свои секреты, а мы могли использовать их соответствующим образом.
– И как итог – продавать.
– Люди в этом городе твердят, что власть принадлежит гильдиям и бирже, церкви и докам. Но самый могущественный участок земли в Амстердаме – это два акра торфяника на окраине города, мадам. Этот сад – все, чем мы являемся, и все, чем мы могли бы стать. Мир, соединенный мякотью и серебряными листьями ананаса. Это будущее. Вы спрашивали, верю ли я в судьбу. Ну в каком‐то смысле верю. Судьбу в маленькой баночке с джемом, которую вы оставили на каминной полке. Ее можно есть ложками.
– Но чья это судьба?
– Судьба каждого, – отвечает Каспар. – В конечном итоге.
– И Теи?
Каспар Витсен поднимается на ноги и указывает на свои настойки.
– Тее просто нужен отдых, мадам. Нужно побыть одной, чтобы прийти в себя. Хорошая еда. И вы.
Нелла чувствует, как на глаза наворачиваются слезы, но усилием воли прогоняет их. Она терпеть не может плакать на людях.
Каспар вздыхает:
– Мне никогда больше не будет восемнадцать.
– И мне тоже, мистер Витсен, – качает головой Нелла. – И мне тоже.
Как давно с ней не были так добры, не проводили с ней столько времени за беседой? Нелла рада, что пригласила ботаника войти. Когда она поднимает глаза, Каспар Витсен ждет, готовый встретиться с ней взглядом.
ХХ
Отец приносит маленький стаканчик теплого молока с настойками Витсена.
– Я как Джульетта, – говорит Тея, но Отто Брандт не читал эту трагедию.
Он ничего не