Отец колеблется.

– Она сказала: «Я восхищаюсь вами». – Отец молчит какое‐то время, потом продолжает: – Это было первое, что она сказала мне напрямую, не в компании других людей. Она вышла из тени, свет выхватывал половину ее лица.

– И что случилось потом?

– Я впервые взглянул на нее открыто. Внимательно. У нее было узкое лицо, как у тебя. Серые глаза, как у брата. У тебя мои глаза. И ее строгий рот. Ее чепец был всегда безупречно чистым. Она словно ждала, что я скажу что‐нибудь в ответ.

– Но ты не сказал ничего.

– Нет.

– Потому что ты служил у дяди Йохана?

– Да. Я хотел сказать, что тоже восхищаюсь ею. И спросить, почему она восхищается мной. Но вместо этого открыл входную дверь. Понимаешь, у нее порозовели щеки, и я подумал, что ей, может, нужен прохладный воздух. А она опустила глаза в пол, понимая, что ее тайна вот-вот раскроется. Словно она этого вовсе не хотела. «Отто, – сказала она мне, как будто подслушав мысли, – я восхищаюсь вами, потому что вы умеете все начать сначала».

Наступает долгое молчание. Тею окутывают слова матери и отца. Отец говорит с такой нежностью, которой Тея никогда раньше не слышала. Она осознает, что никогда не слышала ее от Вальтера.

– И ты тоже так умеешь, Тея, – продолжает отец.

– Что ты имеешь в виду?

– Я не знаю, почему ты так несчастна, любимая моя. Мне невыносимо видеть это и думать, что кто‐то мог причинить тебе боль.

Тея вспоминает мастерскую, золотое платье в пятнах. Карту своей матери, мизерикордию, Гриету Рибек и комнату на Блумстраат, где все изменилось. Все эти головокружительные эпизоды. Она попала в ловушку кошмара, который сама же и создала, но Тея и помыслить не может, чтобы рассказать об этом отцу. Никому нельзя о таком рассказать.

– Никто не причинял мне боли, папа. Я просто захворала, вот и все.

– Ты моя дочь, – качает головой отец. – Ты куда более особенная, чем можешь себе представить.

Он поворачивается, чтобы уйти, но снова замирает:

– И, Тея…

– Да?

– Ты знаешь, как все начать сначала.

Дверь закрывается. Тея чувствует, что у нее перехватывает дыхание. Она не помнит, сколько ждала именно этого момента. Чтобы мать ожила по-настоящему, стала не маленькой куклой, а настоящим человеком, заговорившим устами ее отца. Женщина, что так тщательно выбирала себе друзей, стояла, розовея щеками, в безупречно чистом чепце, пытаясь сделать комплимент. Пытаясь, возможно, выразить свои чувства. Лучше, чем просто кукла, но все равно Тея вспоминает миниатюры матери и отца, которые все это время хранила тетя Нелла. Призыв, знак – то, чего хотела тетя Нелла с тех пор, как осталась с чужим новорожденным ребенком на руках. Но именно Тея, раскопав на чердаке миниатюры своих родителей, слышит историю о своей матери. Это подарок, который сделал ей отец и который она, возможно, сделала себе сама.

Странный подарок из ранней истории супружеской пары. Всего лишь краткий миг в прихожей, но это все, что ей нужно знать.

Тея достает из-под кровати свой сундучок. Ей невыносимо думать о записках, но она их все же не уничтожает. Кладет перед собой на кровать куклу Вальтера. Может быть, ей больше никогда не доведется испытать ту неистовую любовь, которую она питала к Вальтеру. Как это могло получиться? Она никогда не полюбит другого мужчину так, как любила его. Ни один мужчина никогда не заставит ее чувствовать то, что она чувствовала к Вальтеру Рибеку. И ни один мужчина никогда не причинит ей такой боли.

Вспоминая, как отец описывал раскрасневшиеся щеки ее матери, как та шептала о восхищении, глядя на кафельную плитку в коридоре, Тея задается вопросом, было ли у нее подобное с Вальтером. И понимает, что не может похвастаться такими воспоминаниями. Тея вспоминает возражения Вальтера против их свадьбы, которые теперь обрели смысл. Вспоминает, как он бахвалился тем, где собирается работать, и думает, как плохо был нарисован тот портрет. Но даже если Вальтеру не удалось запечатлеть ее, он все равно на нее смотрел. Он восхищался ею, проводил с ней время. Весь их роман не мог быть придумкой Гриеты.

Может быть, он действительно ее любил, но был разоблачен, признался и не смог остановить жену? Выражение его лица в комнате на Блумстраат было как у человека, наблюдающего столкновение планет. Хотя Тея и жаждет узнать, спланировал ли Вальтер все с самого начала, отчасти она надеется, что никогда об этом не узнает. Как говорила Корнелия: «Я предпочитаю фрагменты чужой жизни, которыми со мной хотят поделиться». Тея мечтала узнать о Вальтере все. Когда они впервые встретились, девушка грезила, как войдет в его жилище и окажется там, внутри. Хотела узнать все секреты и скрытые смыслы, замкнутые там, как в картинах в его мастерской. Она хотела жить в его мире. Теперь она никогда не расскажет ему, как в семнадцать лет бродила взад и вперед по узким улочкам, воображая, что может заметить его в окне или увидеть, как он возвращается с работы. Если бы она знала, где он живет, все было бы совсем по-другому.

И все же. Возможно, Гриета напишет снова. Почему нет, если только Вальтер ее не остановит. Или это уже не в его власти? У Теи нет ответа. Но пока Гриета знает, кто она и где живет, Тея все еще в опасности.

Девушка выливает остатки лекарства Каспара Витсена в молоко и залпом осушает чашку. Почувствовав, что настойка подействовала, Тея берет маленький золотой домик. Дверь по-прежнему не открывается. Окна пусты. И все же это великолепная вещица. Неприступная, строгая. Бастион безопасности. Тея рассматривает золотой домик, совершенно симметричное и гармоничное маленькое жилище, и вдруг, прежде чем веки смыкаются, ее осеняет. Она знает, как ей поступить.

XXI

– Вы снова хорошо кушаете, мадам, – говорит Корнелия за завтраком, и в ее голосе слышится насмешка. – Вы пили настойки Витсена?

– Может быть, и пила, – отвечает Нелла.

– Хороши, а? – приподнимает бровь Отто.

– Сносные.

Корнелия усмехается:

– Итак, вы снова друзья?

Нелла и Отто переглядываются.

– Конечно, мы друзья, – отзывается Нелла.

– Конечно, – вторит ей Отто, поднимая бокал.

До тех пор, пока он не заговорит об ананасах, а она не поднимет вопрос о будущем Теи. Они все еще не знают, что делать дальше. Тее намного лучше, и Нелла видит, как Корнелия рада этому. Как и Отто. Их любимая девочка цела, она под их присмотром, она начала есть. Но это затишье не может длиться вечно.

Нелла все