Шрифт:
Закладка:
Приставленная к ней бойкая молодая дружинница Нина рассказывала, что за все пять дней, которые эта «старуха» прожила в госпитале, она произнесла не больше десятка слов.
С Алёшкиным гостья виделась только один раз по приезде, когда она милостиво поздоровалась с ним за руку. На этом их знакомство и закончилось. С её присутствием в госпитале создалась какая-то напряжённая, натянутая обстановка, и все искренне обрадовались, когда законная генеральша наконец-то покинула госпиталь.
* * *
За период стояния около деревни Кривая Лука произошло ещё несколько событий, которые имели отношение к жизни нашего героя, о них следует рассказать.
Числа 25 июня 1944 года, когда совсем стемнело, к сортировке госпиталя подъехала машина Тынчерова, из неё вышел его адъютант Вася, сопровождавший охавшего и стонавшего молодого парня с погонами старшины. Борис, оказавшийся в это время неподалёку, узнал его, это был шофёр командующего.
— Что случилось? — задал он вопрос.
— Да вот, товарищ майор, — сказал Вася, — наши штабные врачи поставили ему диагноз — аппендицит, и Тынчеров приказал отвезти к вам.
Алёшкин, вместе с Батюшковым и вызванной Минаевой осмотрели больного, и их мнение совпало с заключением врачей из штаба армии.
— Да, аппендицит, — подтвердил Борис, — нужна срочная операция.
Старшина попробовал было возражать, но Алёшкин был неумолим:
— Чем быстрее мы вас прооперируем, тем безопаснее, а чем дольше будем ждать, тем тяжелее будет и сама операция, и, главное, послеоперационное течение.
В конце концов, старшину убедили. И тут, как это ни парадоксально, между врачами разгорелся спор, кому оперировать. В течение трёх лет Алёшкин и Минаева проделали тысячи сложных операций и на брюшной полости, и на грудной, и на конечностях, а с аппендицитом за время войны встретились впервые.
Аппендицит — это что-то такое мирное, далёкое от войны, от порой страшных, даже для их уже привыкших глаз, разрушений человеческого организма, самый обыкновенный аппендицит! Последовала довольно бурная перепалка. Помирились на том, что Алёшкин будет оперировать, а Минаева ассистировать. Батюшков, слушая этот спор, даже рассмеялся и заметил:
— Наверно, три года тому назад каждый из вас старался бы сбагрить этого больного другому: подумаешь, мол, с аппендицитом возиться, время тратить! А здесь за него чуть не дерётесь!
Операция прошла очень успешно, и на следующий день, убедившись в отличном состоянии больного, оба врача ходили с сияющими лицами, как будто выполнили что-то необычайно сложное и ответственное.
Настроение Бориса было испорчено вечером командующим армией, вот как это произошло. Часов в семь вечера к госпиталю подъехала машина командующего и машина начсанарма. Борис полагал, что генерал приехал к Чекуновой. Когда это случалось, по его просьбе все старались не замечать появления начальства. Но тут из машины вышли генерал Старков с начсанармом Скляровым и направились к домику начальника госпиталя. Алёшкин выскочил к ним навстречу и как положено отрапортовал генералу о положении дел в госпитале. Тот, поздоровавшись, спросил:
— Мой парень у вас?
— Так точно, товарищ генерал, вчера прооперировали.
— Кто оперировал?
— Я и майор Минаева, товарищ командующий.
— Как прошла операция?
— Хорошо.
— Как себя чувствует больной?
— Он в порядке.
— Проведите меня к нему.
Борис пошёл впереди начальства, указывая путь. Шофёр большого начальника — это не просто водитель его машины, а в большинстве случаев и друг, и первый защитник. Через него узнаются все солдатские новости. Поэтому между начальником и его шофёром складываются несколько особые отношения, чем какие бывают вообще между командиром и подчинённым. Борис это знал, в своё время в медсанбате он так же относился к шофёру Бубнову, а здесь, в госпитале, к Лагунцову. Он понимал состояние командующего и, сочувствуя ему, продолжал дорогой успокаивать:
— Вы, товарищ генерал, не волнуйтесь, всё будет в порядке, через 10–12 дней он вернётся и сможет снова возить вас.
— Ну-ну, посмотрим.
Конечно, шофёра командующего поместили в отдельную палатку, благо госпиталь почти пустовал. Поздоровавшись с больным и узнав от него, что операцию он почти не заметил и чувствует себя совсем хорошо, командующий, вероятно, стремясь показать свои познания в медицине, повернулся к стоявшей рядом медсестре и спросил:
— Как температура?
Та ответила:
— 37 и пять градусов.
— Почему 37 и пять? — воскликнул генерал. — Почему не нормальная?
Борис попытался ему объяснить, что это вполне естественно: после операции на следующий день небольшое повышение температуры бывает у большинства людей, это не указывает на какое-либо ухудшение состояния.
— Как это может быть — ненормальная температура и хорошее состояние? Сбить температуру! — уже рассерженно прикрикнул командующий.
Алёшкин вновь попытался начать объяснение, но стоявший рядом начсанарм дёрнул его за рукав, приложил руку к козырьку фуражки и бодро ответил:
— Есть, товарищ командующий, сбить температуру.
Следом за ним эту же фразу повторил и Борис. Генерал удовлетворённо хмыкнул и сказал:
— Ну то-то, а то тут разные оправдания находят! Ну, лежи, Алёша, если чего надо, пусть мне позвонят. Да не спеши: пока окончательно не поправишься, всё равно в машину не сядешь.
После этого командующий вышел из палатки и направился к выходу из госпиталя.
Начсанарм шёл рядом с Алёшкиным за быстро шагавшим генералом, вполголоса выговаривая ему:
— Ну разве так можно? Раз начальство приказывает, надо слушаться и выполнять! А вы в научные рассуждения пустились. Эх, вы!..
Впоследствии врачи госпиталя и другие работники медслужбы, которым присутствовавшая при разговоре сестра рассказала об этом случае, подсмеиваясь то ли над командующим, то ли над Алёшкиным, говорили:
— Ну, так сбить температуру! То-то!
В этот период времени положение с горючим в 8-й армии стало катастрофическим. Проделав длительный марш, стараясь подтянуть самые главные тылы (артсклады, продовольствие и госпитали) поближе к наступающим частям, армия исчерпала все имевшиеся запасы горючего, а фронтовые базы отстали настолько далеко, что доставка бензина проводилась медленно, в небольших количествах и нерегулярно. Не только дальняя дорога, но и распутица, были тому виной.
Первыми, кого коснулась нехватка горючего, оказались госпитали, и в том числе такие, как № 27 и 39, совершившие недавно трудную передислокацию. Когда они обосновались в районе деревни Кривая Лука, почти весь лимит горючего ими был исчерпан. В их распоряжении оставалось только, чтобы с грехом пополам заправлять одну полуторку для доставки в госпиталь продовольствия. А ведь палаты, операционный блок, да и жильё нуждались в освещении. Следовательно, должен был работать движок (бензиновый мотор, соединённый с динамо-машиной), но бензина для него взять было неоткуда.
Неустроев первым придумал выход из
