Пока Борис был занят расстановкой машин и отдачей всех распоряжений, которые мы только что описали, Игнатьич не терял времени. Он выбрал один из самых целых и красивых домов, возле которого, видимо, летом был разбит маленький цветник. Надо сказать, что в большинстве помещений оставались целыми и окна, и мебель: стулья, табуретки, столы и железные кровати. На одной из таких кроватей Игнатьич устроил спальное место для начальника госпиталя. Впервые с начала войны, то есть первый раз за три года, Борис спал ночью на настоящей кровати!

Во время ужина к Алёшкину явился нарочный с пакетом из санотдела армии. О его приближении дал знать лежавший у двери Джек, враждебно заворчавший. Всех своих он прекрасно знал и, хотя и следил за ними взглядом и никогда не выражал радости при их появлении, но в жильё, когда там были хозяева, пропускал беспрепятственно.

По поведению собаки Игнатьич сообразил, что к домику подходит кто-то чужой. Он схватил автомат и выскочил за дверь. А ещё через полчаса Алёшкин, собрав своих ближайших помощников, зачитал им приказ. Нужно было посовещаться, что делать. Решили, что в этот город Раквере, куда им предлагалось ехать и искать подходящее помещение, двигаться ночью не стоит, ведь никто не знал, что собой представлял этот город. Дорога, хотя и хорошо асфальтированная, изобиловала воронками, часть мостиков через небольшие речки была взорвана. Искать объезды, проложенные сапёрами, ночью очень трудно. По карте определили, что до Раквере от места их стоянки было менее тридцати километров, и если они выедут на рассвете 20 сентября, то прибудут в город не позднее вечера того же дня. До восьми утра 21 сентября будет вполне достаточно времени, чтобы успеть развернуть палатки операционного блока и, хотя бы по одной, для сортировки и госпитальной, а это уже обеспечивало начало работы госпиталя, позволяя принять первых раненых. Несколько смущало только выражение «подобрать помещения».

— Это что же, значит, мы не в лесу, а в самом городе стоять будем? — спросил наиболее осторожный Добин.

— Очевидно, так… — ответил Борис. — Это, между прочим, нам на руку, ведь в помещении мы сможем развернуться для работы в течение нескольких часов, даже если оно и полуразрушенное.

— Значит, наши дела идут хорошо, — заметил Павловский. — Ведь мы в лесах-то прятались главным образом потому, что авиации боялись. А вы заметили, что с тех пор, как мы по Эстонии едем, над нами ни один немецкий самолёт не пролетел? Значит, прижали их к земле наши соколы, поэтому и госпиталю разрешено развернуться в городе, в доме!

— Надо бы только помещение получше подобрать, — вмешался Захаров, — а то ведь такой приказ нам не одним дан. Товарищ майор, разрешите, я на «козлике» ночью туда поеду, с восходом солнца начну поиски помещения, и к вашему приезду встречу вас с готовым планом?

— Что же, — подумав, сказал Алёшкин, — поезжайте после ужина. Возьмите с собой двух санитаров с автоматами да Николаева, надо будет проверить помещение в отношении мин.

— Так там уже, наверно, армейские минёры все проверили, — возразил Захаров.

— Ну, нет, — возразил Борис, — я думаю, что армейским минёрам хватало работы по расчистке основного пути корпуса, а все помещения подряд вряд ли они обследовали. Бережёного Бог бережёт, так что не отказывайся от Николаева.

На этом недолгое совещание закончилось. Через час Захаров со своими спутниками отправился в Раквере, а остальные улеглись спать.

На следующий день, часов около двенадцати, колонна автомашин, перевозившая госпиталь, уже ехала по чистеньким, хорошо асфальтированным улицам маленького эстонского городка. При въезде их встретил Захаров, доложивший об успешном выполнении задания.

— Товарищ майор, почти в центре города есть большое трёхэтажное здание, когда-то в нём была гимназия, а затем всю войну стоял немецкий госпиталь. Выезжали они довольно поспешно, здание разрушить не успели, а, может быть, и не захотели. Только кое-где стёкла в окнах выбиты. Внутри, конечно, грязь страшенная, кучи мусора и вонища, как всегда, их дезрастворами. Кое-что из мебели осталось: столы, стулья, шкафы и, наверно, десятка три двухъярусных деревянных коек. Я думаю, что если наши девчата возьмутся как следует, то к вечеру мы уже сможем развернуть перевязочную и пару палат, а дня через два, вероятно, и пятьсот раненых примем. Вот с кухней плоховато, они, сволочи, стационарную всю растащили — и котлы, и плиту, ну да первое время можем на полевых готовить.

Подъехав к выбранному Захаровым помещению, Алёшкин увидел, что здание, расположенное на пригорке, окружено зелёной лужайкой и ровными рядами небольших деревьев, обрамлявших довольно широкую асфальтированную дорогу. Оно выделялось среди остальных строений Раквере, и Борис удивился, почему его не разбомбили с воздуха, откуда оно было хорошо видно. Лишь несколько месяцев спустя он узнал, что немцы вообще городок не бомбили, так как в 1941 году на этом рубеже Красная армия сопротивления не оказывала, откатываясь за естественную преграду — реку Нарва. Наша же авиация, хотя и бомбила многие населённые пункты, где дислоцировались фашистские штабы и спецподразделения, госпиталь не трогала, так как на его крыше был нарисован огромный красный крест. Борис знал, что наши лётчики уважали этот знак, а вот фашисты часто не считались с ним, а наоборот, больше бомбили. Поэтому все медучреждения Красной армии давно перестали рисовать красный крест на крышах своих палаток и машин, стараясь не привлекать внимания.

В то время, когда наша авиация на этом участке фронта совсем подавила фашистскую, можно было не опасаться налётов немцев, и Борис одобрил выбранное Захаровым здание, тем более что оно понравилось и ему.

Надо заметить, что и врачи, и медсёстры, с начала войны, то есть в течение трёх лет, привыкшие к землянкам и палаткам, после осмотра помещения бывшего немецкого госпиталя остались в восторге. А такие мелочи, как кучи мусора и несколько разбитых окон, никого не смущали.

Алёшкин дал команду колонне заезжать по одной машине, санитарам — приступить к их разгрузке, а медсёстрам и дружинницам — немедленно начать уборку того крыла здания, которое предназначалось для первой очереди госпиталя. Работа закипела.

Глава тринадцатая

С начала работ прошло не более часа, как к полуразгруженной колонне подъехала «эмка» санотдела армии, в которой сидел начальник орготделения майор Богуславский. Выскочив из машины и разыскав начальника госпиталя, он заявил:

— Советую временно разгрузку прекратить, вас приглашает к себе начсанарм. Он находится здесь же, на окраине города, поедемте со мной.

Борис недоумевал: