она спала, но именно тогда он впервые почувствовал боли в области сердца. Батюшков выслушал его и прописал ландышевые и валериановые капли — других медикаментов для лечения сердца в его распоряжении не было.

По правде говоря, начальнику госпиталя и болеть, и лечиться было некогда. 29 июля, имея в своих палатках более 120 нетранспортабельных раненых, госпиталь получил распоряжение срочно передислоцироваться на противоположный — левый берег реки Нарвы, где уже имелся захваченный нашими войсками плацдарм глубиной около трёх километров и протяжённостью 15–17 километров.

Начав эвакуацию всех нетранспортабельных раненых на носилках в развернувшийся на расстоянии километра эвакогоспиталь, двадцать седьмой полевой хирургический одновременно приступил к переезду.

Переноска раненых проходила трудно. Тропинки, по которым приходилось идти, пролегали по болоту, санитары-носильщики могли нести носилки без отдыха на расстояние не более двухсот метров. Чтобы перенести одного раненого, требовалось более получаса, поэтому для этой работы пришлось выделить большую часть медперсонала госпиталя, главным образом, дружинниц и медсестёр. Оставшиеся мужчины-санитары и несколько человек выздоравливающих свёртывали палатки, укладывали их на машины, грузили продовольствие и остальное имущество госпиталя.

Наступление армии развивалось успешно. Части 109-го корпуса форсировали Неву и продолжали расширять плацдарм на левом берегу. Вследствие этого госпиталь № 27, обязанный принимать всех раненых этого корпуса, по решению санотдела армии должен был передислоцироваться не на 15 километров вперёд, в лес на правом берегу Нарвы, а на 25 километров — на левый берег реки, в район захваченного плацдарма около бывшей деревни Преда.

В момент прибытия госпиталя на это место от его расположения до передовых позиций было всего около двух с половиной километров. Тем не менее, надеясь на продолжение успешного наступления, по приказанию начсанотдела корпуса, 30 июля госпиталь развернулся и приступил к приёму первых раненых. Развернули палатки. Времени для рытья землянок не было, хотя грунт сделать это и позволял. Продовольственный и вещевой склады, так же, как и пищеблок, поставили под навес, сделанный из брезента.

Медицинское учреждение на левом берегу Нарвы вскоре обнаружили немецкие разведчики, и через два дня после развёртывания на территорию госпиталя был совершён артиллерийский налёт, выведший из строя две палатки и склад вещевого имущества.

Во время этого обстрела погибло пять человек из личного состава госпиталя, санитаров и дружинниц, ранено около двадцати медработников и повторно ранено более тридцати человек, проходивших лечение. После этого артналёта госпиталь беспрерывно продолжал находиться под миномётным обстрелом. Потери в живой силе и в материальной части продолжались.

С одной из первых машин, прибывших для эвакуации раненых, из госпиталя в эвакопункт приехал армейский хирург Брюлин. Как раз в этот момент происходил очередной миномётный обстрел. Увидев, в каком тяжёлом положении находится госпиталь, Брюлин связался с начальником санотдела корпуса и настоял на немедленной эвакуации на правый берег реки, в лес, в то место, где дислокация госпиталя предполагалась вначале.

В ночь на 2 августа, простояв на левом берегу несколько дней, приняв за это время около 250 раненых и потеряв треть личного состава ранеными и убитыми, а также две палатки ДПМ, госпиталь начал передислокацию в обратном направлении.

Это был очень трудный переезд, во-первых, потому, что дополнительный транспорт не выделили. Свои машины могли за один раз увезти едва ли пятую часть всего имущества, а вместе с ним нужно было перевезти около ста раненых, находившихся на излечении. Кроме того, на передовую, где фашисты, получив подкрепление, сумели организовать оборону и остановить наступление корпуса, почти беспрерывно следовали новые воинские части, и на единственном понтонном мосту, наведённом через Нарву, и подступах к нему постоянно скапливались пробки, останавливающие движение иногда на несколько часов, поэтому машины госпиталя, следовавшие, так сказать, против течения, вынуждены были простаивать часами. Таким образом, если на левый берег Нарвы 27 госпиталь переправился за одни сутки, проделав путь в 35 километров, то на переезд назад, на расстояние всего в десять километров, пришлось затратить целых три дня.

Прибыв на новое место, госпиталь получил распоряжение полностью не развёртываться, а лишь создать возможность оказания нужной помощи тем, кого привёз с собой. Поступление новых раненых почти прекратилось, это произошло потому, что медицинские учреждения соединений корпуса (медсанбаты), как только их дивизии своё продвижение вперёд приостановили, развернулись и начали принимать раненых, направляя их после обработки в госпитали второй линии.

В этот период госпиталь Алёшкина спешно приводил себя в порядок: получил из отдела кадров армии необходимое пополнение, отремонтировал повреждённые палатки (а дыры от осколков, иногда значительные, были почти в каждой). Для ремонта использовали остатки разбитых палаток, так как их восстановить уже было невозможно.

В лесу, также состоявшем преимущественно из мелколесья, построить каких-либо более или менее стационарных помещений, землянок и бараков не удалось. Все ранее привезённые части разборных конструкций пришлось бросить на левом берегу Нарвы, поэтому персонал опять ютился в шалашах, наскоро построенных из осиновых деревцев, переплетённых ивовыми прутьями. Сверху всё это укрывалось плащ-палатками.

В одном из таких шалашей жил и Алёшкин с Игнатьичем и Джеком, они опять остались втроём. За Сильвой через два дня после отъезда Тынчерова явился его Вася. Собака никаким образом не хотела забираться в машину, чем тот её только не приманивал. Пришлось Игнатьичу садиться вместе с ней, только так и удалось переправить её в штаб армии. Игнатьич рассказывал, что, когда он уезжал, Сильва, привязанная у дверей домика Тынчерова, металась, лаяла (чего с ней никогда не бывало) и даже выла. Он сказал Борису:

— Жалко мне её! Недолго она у нас побыла, а смотрите, как к нам привыкла.

В это время у Бориса было очень много работы, сперва — хирургической на участке, почти насквозь простреливаемом минами. Ситуация осложнялась потерей многих хорошо известных ему по прежней работе помощников и помощниц, утратой имущества, неимоверно трудной обратной передислокацией. Каждый рейс ему приходилось сопровождать самому, так как иногда только его майорские погоны и напористый характер позволяли пробиться колонне машин госпиталя на правый берег Нарвы сквозь части, следовавшие в противоположном направлении. Затем обустройство на новом, хотя и более безопасном, но крайне неудобном для размещения месте. Всё это требовало очень большого напряжения, а Борис, видимо, ещё не вполне оправился после болезни, перенесённой в июне, он стал чаще чувствовать боли в области сердца.

Так прошёл почти весь август 1944 года. К концу его с помощью приданной автороты 27 госпиталь вновь начал передислокацию, на этот раз на север, по правому берегу Нарвы, в район деревни Радовелли, где и остановился, выйдя на основную линию наступления 8-й армии.

От начсанарма Алёшкин получил приказ следовать за наступающими частями, не