подготовить праздник, и Эльма вдруг почувствовала укол совести, потому что сама она лишь вздыхала и морщилась в ответ на каждое предложение Дагни, будто юбилей отца был каким-то рядовым событием. По сути, Эльма и пальца о палец не ударила, а только без особого энтузиазма соглашалась с идеями сестры.

– Мне прямо стыдно – я ничего дельного так и не предложила.

– Ничего страшного, – ответила Дагни. – Ты ведь знаешь, что для меня это удовольствие, – забросив в рот кукурузный шарик, она улыбнулась Эльме. – Я жду не дождусь увидеть реакцию папы – он ведь даже не предполагает, что за сюрприз мы ему готовим.

Эльма улыбнулась в ответ:

– Это точно. Всё пройдёт классно. И спасибо за твои старания. Я понимаю, что я совершенно…

– Ну, не кори себя. У тебя и правда много работы, – перебила её Дагни.

– У тебя тоже много – у тебя и работа, и муж, и двое детей. Не пойму, как ты всё успеваешь и при этом остаёшься идеальной мамой.

Дагни ничего не ответила, но у неё вдруг дёрнулся уголок рта. Рука Эльмы со стаканом газировки застыла в воздухе, и она испытующе взглянула на Дагни:

– Что-то… случилось?

Тут Дагни зажала рот ладонью, и её глаза наполнились слезами:

– Боже, я же не хотела плакать.

– Что случилось?

Дагни поднялась, принесла из кухни бумажное полотенце и, высморкавшись, со вздохом сказала:

– Дело в том, что… Дело в Александере. Получается, что я не такая уж и идеальная мама. У него в школе что-то произошло, и теперь мальчишки его задирают. Те самые, с которыми он дружил. То одежду спрячут, то вытрясут вещи из рюкзака прямо в лужу… Может, это не такая уж и великая проблема, но я ума не приложу, что делать. Будь моя воля, я бы…

– … пошла в школу и вытрясла из этих мальчишек всю дурь, – закончила за неё Эльма.

Дагни взглянула на неё и усмехнулась:

– Вот именно. Прямо руки чешутся. Понимаю, что они всего лишь дети, но речь идёт об Александере. Он ведь такой милый ребёнок – мухи не обидит. Как они могут так с ним? Что у них в головах? Что в головах у их родителей? – Дагни шмыгнула носом. – Поэтому Видар теперь и уделяет мальчикам такое внимание – гуляет с ними, всё время что-то придумывает, лишь бы Александер хоть немного отвлёкся и на время забыл о том, что творится в школе. Сама я ничего поделать не могу – просто плачу, как только подумаю об этом. А Александер меньше всего нуждается в ревущей матери.

– Они же ещё малыши, – сказала Эльма. – Всего-то шесть лет. Скоро всё образуется. Ты ведь сама говоришь, что они дружили, и, видимо, случился какой-то эпизод, о котором они быстро позабудут. Вот когда они станут подростками, придётся поволноваться, но до этого ещё далеко.

Дагни подняла глаза на Эльму:

– Ох, Эльма, прости… знаю, что не… Ну, ты понимаешь. Мне не следовало…

Эльма улыбнулась, стараясь не замечать подступившую тошноту:

– Всё в порядке. Дело прошлое, да и не о себе я говорила. Меня это уже давным-давно не тревожит. – Эльма покривила душой: в последнее время она начала сознавать, что шрамы от обид и насмешек, которые она пережила в подростковом возрасте, так и не зарубцевались. – Я хотела сказать, что у Александера всё будет хорошо. Он замечательный мальчуган, и его товарищи рано или поздно его оценят. Я бы не стала беспокоиться на этот счёт.

Дагни помолчала, опустив взгляд на свои руки.

– И всё же. Я так долго собиралась извиниться перед тобой – особенно после того, что случилось с Давидом. Просто я не знала, какие подобрать слова, и мне казалось, что тебе никто не нужен. Ты всегда такая самостоятельная, – улыбнулась Дагни, посмотрев на сестру.

Эльма лишь улыбнулась в ответ. В горле стоял комок, и она боялась, что, если заговорит, её накроют эмоции.

– Итак, продолжим? – нарушила паузу Дагни, и Эльма кивнула.

Дагни открыла лэптоп, и вскоре корзина в онлайн-магазине была полна всяческой мишуры, которая, может, и была излишней, но делала любой праздник веселее.

* * *

В тот вечер Хекле разрешили погулять при условии, что она вернётся домой до полуночи. Беседа в полиции прошла лучше, чем она ожидала. Она представляла, что ей придётся давать показания в неуютном кабинете с серыми стенами, как в детективных сериалах, а допрашивать её будут двое полицейских – один добрый, другой злой, и что её будут ругать и стыдить за то, что она соврала. Но на самом деле оба полицейских были настроены дружелюбно, и никто из них её не ругал и не стыдил.

Сайюнн всё выпытывала и выпытывала у неё, как прошёл разговор, пока Хекла наконец не поддалась и не рассказала ей об Агнаре. Она, правда, скрыла тот факт, что Агнар был её бойфрендом, сказала, что они просто дружили. Такая версия звучала как-то лучше, но Хекла всё равно не была уверена, что Сайюнн ей поверила.

Сайюнн и Фаннар были ей как родители – практически с тех пор, как она себя помнила. Когда Хекла была помладше, всё казалось более простым, и ей даже не приходилось задумываться о том, как себя вести. Она была всего лишь маленькой девочкой, которую они окружали любовью безо всяких условий. Теперь она опасалась, что этого больше недостаточно.

С Марианной Хекла ссорилась, словно они были одногодками, а не матерью и дочерью. Таких отношений у них никогда не было. Хекла полагала, что сможет забыть, но теперь её преследовало ощущение, будто всё, что она в определённые моменты говорила или думала, разрастается в ней, как сорная трава, которую никак невозможно выполоть с корнем, – вся эта ложь, злые помыслы, слова и поступки связываются у неё в душе в один тугой узел.

Только бы Сайюнн никогда не заметила, что у неё есть и тёмная сторона. Иногда Хекла говорила ей неправду, сама того не сознавая. Как, например, в том случае, когда Марианна, узнав, что Хекла без спроса ездила в Акранес, отправила её в свою комнату. То, что Марианна посадила её под замок, а уж тем более, что она ударила Хеклу, было чистой воды вымыслом. Однако она представила ситуацию Сайюнн именно в таком свете, и та ей поверила. Она ещё и пожалела Хеклу, благодаря чему у той появилось приятное ощущение, что они с Сайюнн заодно.

Хекла улыбнулась стоящей у неё за спиной Сайюнн, которая смотрела на её отражение в большом зеркале в ванной. Сайюнн