Сделав глоток чая, Хёрдюр изрёк:

– Пока у нас нет доказательств, это всего лишь догадки. Необходимо найти неопровержимые улики, которые бы напрямую связывали Хеклу с убийством.

– Но ведь мотив был только у неё, – заметил Сайвар. – К тому же она солгала, – зачем ей было лгать, если её совесть чиста?

– Вчера мне позвонила женщина по имени Бриндис, – вступила в разговор Эльма. – Помнишь, Сайвар? Мать Элин, соседки Марианны. – Сайвар кивнул, и Эльма продолжила: – Я спросила её об Уннаре – не было ли чего… подозрительного в его отношениях с Марианной.

– И?

Эльма пожала плечами:

– Она ничего такого не заметила, но сказала, что в прошлом Уннар действительно изменял жене. Не с Марианной, а с какой-то другой женщиной.

– Значит, он мог и снова ей изменить? Нам следует разобраться в этом подробнее?

– Можно с ним побеседовать, – предложила Эльма. – Но вообще-то, Бриндис звонила не по поводу своего зятя.

– Вот как? – Хёрдюр положил чайную ложку на стол.

– Да. Она упомянула Антона, брата Марианны. Речь о неких обвинениях, выдвинутых против него, которые Марианна отвергала как ложные. Подробностей Бриндис не знает, так что исходных данных у нас маловато.

– Он ведь совершил самоубийство, не так ли? – спросил Сайвар.

– Да, – подтвердила Эльма. – И, если я правильно поняла, как раз те обвинения и могли подтолкнуть его к этому шагу.

– Ну, для самоубийства не всегда требуются особые причины, – высказался Сайвар.

Эльме это было известно лучше, чем кому бы то ни было другому, но она решительно отогнала от себя эту мысль.

– В любом случае, у Марианны эта тема вызывала дикий гнев. Не знаю, может, Бриндис решила нам помочь по повелению души, и самоубийство брата Марианны тут ни при чём, однако не помешает вновь пообщаться с её отцом. Мы беседовали с ним очно, а не по телефону, только весной, по горячим следам.

Сайвар и Хёрдюр хранили молчание, и Эльма предположила, что им такая версия событий кажется маловероятной.

– Ну да, видимо, стóит всё-таки расспросить отца Марианны, – согласился наконец Хёрдюр. – В последние годы они не поддерживали контакт, но, может, что-нибудь он нам и расскажет. И как знать, возможно, Хекла с дедом общается.

– Итак, наши действия? – спросил Сайвар.

Хёрдюр сделал глубокий вдох и сказал:

– Единственное, что не подлежит сомнению, это тот факт, что Хекла солгала, а алиби Агнара, как вы и говорите, неубедительно. Вполне вероятно, он был её пособником. Вывод: мы должны взять у Хеклы официальные показания.

– Отлично. Так и поступим. Не забудьте позвонить в Комитет защиты детей, чтобы они прислали своего работника, – заключил Сайвар, собирая вещи со стола.

Хёрдюр бросил взгляд на часы у себя на запястье:

– Узнайте, сможет ли она явиться сегодня во второй половине дня. И свяжитесь с её попечителями.

Девять лет

Удивительно, как быстро всё меняется. Все эти годы нас было только двое. Мы жили будто в уютном мыльном пузыре, в районе, где никто не знает, кем я была и чем занималась. Прошло столько времени, что, оглядываясь назад, я с трудом узнаю человека, каковым я являлась до её рождения. Ту девчонку, исполненную гнева и сгоравшую от стыда. Я редко вспоминаю о прошлом и о том, что не вижу своих родителей уже много лет. Иногда они звонят, а как-то раз даже предлагали оплатить билет на самолёт, чтобы мы прилетели к ним в гости, но я сразу же отказалась. Для меня они умерли.

Конечно, мне случалось сталкиваться с кем-то из моей прошлой жизни… Это всегда обескураживает, как удар в солнечное сплетение. Часть меня хочет докричаться до этих людей, уверить их, что я теперь другая и что они неправы. Но, к счастью, для меня это не так и важно. Было даже забавно буравить их взглядом, чувствуя, как они пялятся в ответ, и понимая, что они меня узнали.

В последние девять лет весь мир вращался исключительно вокруг нас двоих, но теперь, нежданно-негаданно, появился некто третий. И четвёртый. Семья, которую я себе всегда представляла – двое детей, мальчик и девочка, и любящий мужчина, – стала реальностью.

Мы засыпаем и просыпаемся в обнимку, а утром по выходным занимаемся любовью, пока не проснутся дети. Наши дни наполнены походами в бассейн, прогулками, мороженым и смехом. Мы готовим ужин, смотрим фильмы, которые выбирают дети, и всё… так просто. Невероятно просто.

Лето заканчивается, и мы обсуждаем продажу моей квартиры, поскольку теперь мы ей практически не пользуемся. Проблема только в том, что у Хаплиди квартира слишком маленькая, а я не представляю, что моя дочь согласится делить комнату со Стефаном. Поэтому по вечерам мы просматриваем сайты недвижимости и позволяем себе помечтать.

Хаплиди завоевал и её сердце тоже. Она постоянно к нему липнет, и когда она улыбается ему, в её глазах загораются огоньки. Иногда он громко включает музыку в гостиной и танцует так же непринуждённо, как и его сын в вечер нашего знакомства. Глядя на его па, она заходится смехом. Я даже и не предполагала, что она может танцевать до упаду и смеяться до колик в животе. Она, конечно, странноватая – тут всё без изменений, – но Хаплиди всегда обходится с ней так, будто она самая прекрасная девочка на свете. Он проявляет интерес ко всему, чем она занимается, и целыми вечерами смотрит с ней документальные фильмы. Она болтает без умолку, когда Хаплиди расспрашивает о её увлечениях, и предпочитает сидеть с нами, а не проводить время в своей комнате. Иногда кажется, что они с Хаплиди – члены некоего тайного общества, в которое мне вход заказан. Сидя за обеденным столом, они держатся за свои цепочки с подвесками, будто буква Х – залог их нерушимой связи, и обмениваются заговорщическими улыбками. Это мило, и я благодарна Хаплиди за всё, что он делает, хотя у меня нет-нет да и возникает чувство, что это я должна тайком переглядываться со своим любимым человеком, а не моя дочь.

Естественно, я рада, что они поладили, но главное, чтобы это не зашло слишком далеко. Она каждый вечер просит Хаплиди почитать ей книжку, хочет во что бы то ни стало сидеть поближе к нему перед телевизором и постоянно говорит о нём, когда его нет. Такое впечатление, что она влюбилась в него, по-детски наивно, а Хаплиди ничего не имеет против. И даже поощряет её порывы.

У Хаплиди талант делать комплименты. Он не устаёт повторять мне, какая я красивая, мчится в магазин, не успеваю я заикнуться, что мне хочется сладкого, и