Ей на выручку пришёл Сайвар:

– Мы проверяем, не происходило ли чего-то необычного, перед тем как исчезла Марианна. Нам известно, что у Хеклы был бойфренд в Акранесе и она хотела туда переехать. Но нет ли у вас соображений насчёт того, что ещё могло расстраивать Хеклу? Что-то связанное со школой? Вы не знаете, возникали ли у Хеклы другие конфликты с одноклассниками? Или, может, с матерью? Понимаете? Не приходит ли вам на ум чего-то, чем мы у вас не поинтересовались?

– Э-э-э… – брови Лины взлетели вверх, а лицо как-то странно скривилось. – Ну, может, и не мне судить, но мне показалось, что Хекла… – она одёрнула себя: – Нет, это никак не связано. Я просто ума не приложу, что случилось. Трудно представить, что кто-то… ненавидел Марианну до такой степени.

– Так, значит, вам показалось, что Хекла – что?

Лина вздохнула:

– Это, конечно, никак не связано. Но я удивлена, что у неё был бойфренд.

– Даже так?

– Мне всегда казалось, что её не привлекают мальчики.

Тот день дал Эльме немало пищи для размышлений, но теперь в расследовании наметился хоть какой-то прогресс. Её не отпускал разговор с учительницей. Эльма сочувствовала Хекле и прекрасно понимала её желание жить в Акранесе, где были её подруги и патронатная семья, в которой её так привечали. Эльма жалела Хеклу, однако многое указывало на то, что девочка рассказывает гораздо меньше, чем знает. Возможно, Хекла просто была трудным подростком, который лжёт и без спроса сбегáет из дома, не выносит свою мать и хочет поступать по-своему. Вероятно, к этому всё и сводилось. Но если ей приходилось переживать ужасные вещи в детстве, то как знать, не поселилась ли в её душе злоба, которая росла и крепла день ото дня? Пока в какой-то момент не прорвалась наружу.

Сидя в машине возле своего дома, Эльма достала мобильник и сделала заметку о том, чтобы узнать у работодателя Агнара, был ли тот на смене в день исчезновения Марианны. Чтобы перенести её тело через лавовое поле требовалась физическая сила, которая у пятнадцатилетней девочки вряд ли была. Уж точно не у Хеклы. Эльма вспомнила вытянутые, худощавые конечности Агнара. Едва ли он тоже был особо силён, несмотря на высокий рост.

Когда Эльма переступила порог своего дома, часы показывали без четверти семь. Чувствовала она себя совершенно вымотанной. Она отправила матери эсэмэску, что не успевает к ним на ужин, но тут же пожалела об этом, заглянув в холодильник. В результате она всё же вытащила из недр морозильника закованный в лёд полуфабрикат – курицу с лапшой по-тайски. Ожидая, пока трапеза разморозится в микроволновке, она стянула с себя джинсы и надела пижамные штаны. Освободив волосы от резинки, она помассировала себе голову.

Микроволновка запикала в ту же секунду, в которую ожил мобильник. В животе урчало от голода, и, принимая звонок, Эльма вздохнула. Номера она не знала, поэтому ответила, представившись официально:

– Эльма.

– Добрый вечер, – раздался женский голос на другом конце провода. – Простите за поздний звонок. Это Бриндис. Мы пару дней назад беседовали, и вы просили связаться с вами, если я вспомню что-то ещё.

Эльма сразу поняла, о чём идёт речь. Звонила та самая пожилая женщина, мать соседки Марианны, которая по средам пила с ней кофе.

– Да-да, конечно, я вас помню, – отозвалась Эльма.

– Ну и прекрасно, – женщина помолчала, а потом продолжила: – Не знаю, насколько это важно, но я тут прокручивала в памяти наши с Марианной разговоры. Мысли о ней меня не отпускают, откровенно говоря. Мне кажется, что… будто она сказала что-то… – со вздохом Бриндис договорила: – В общем, я вспомнила кое-что, связанное с её братом.

– С её братом? – повторила Эльма.

– Да, он умер, когда Марианна была беременна Хеклой, – ответила женщина. – Она сказала, что её брата в чём-то несправедливо обвинили. Упомянув об этом, она вся распалилась. Не знаю, в чём там причина, но мне вспомнился этот эпизод.

– Понятно, спасибо, что поделились со мной.

– Не за что. Делаю что в моих силах. Всего доброго…

– Минутку, – перебила Эльма, прежде чем Бриндис успела отключиться. Она внезапно вспомнила о предположении Сайвара касательно мужа Элин. – Ваш зять Уннар…

– Да, что вас интересует?

– Ваша дочь упоминала, что он был в дружеских отношениях с Марианной… – Эльма колебалась. Она не знала, как потактичнее сформулировать вопрос. – Вы не знаете, была ли между ними близкая связь или…

– Близкая связь? Даже не знаю. Но… – Бриндис сделала паузу. – Это был бы уже не первый раз, когда…

– Когда что?

– Когда Уннар, так сказать, нарушил верность.

– Понимаю.

– Не рассказывайте никому, что я об этом упомянула. Уже столько лет прошло, и я не хочу… чтобы моя дочь… – Бриндис снова вздохнула. – Марианна ни на что подобное не намекала, так что вряд ли между ними действительно что-то происходило. Гораздо больше меня поразил гнев, который кипел у неё в душе из-за того, что случилось с её братом. Впечатление было такое… будто гнев сжигает её изнутри.

Попрощавшись с Бриндис, Эльма стала вспоминать, что ей известно о брате Марианны. А известно ей было мало: только то, что он был на несколько лет старше сестры, и звали его Антон. После его самоубийства, совершённого пятнадцать лет назад, семья Марианны перебралась в Рейкьявик. Печальная история, показавшая, как такой страшный удар отражается на семьях. Родители Марианны, судя по всему, были не в состоянии помочь своей юной беременной дочери справиться с горем, как следовало из беседы в Комитете защиты детей. Однако о том, что против Антона существовали некие обвинения, которые вызывали ярость у Марианны, Эльма слышала впервые. Ни её знакомые, ни дочь об этом не упоминали. То есть информация, предоставленная Бриндис из лучших побуждений, вероятно, не имела особой ценности.

Эльма достала еду из микроволновой печи и выложила её на тарелку, разочарованно разглядывая пять небольших кусочков курицы. Усевшись перед телевизором, она никак не могла сосредоточиться на сериале, который там показывали. Её мысли были заняты Хеклой. Она вспоминала наполовину облупившийся чёрный лак у неё на ногтях и густо подведённые глаза. Может, она натерпелась от матери гораздо больше, чем готова была признать?

Эльма проглотила последний кусочек курицы и поставила тарелку на стол. Она совершенно не наелась – желудок был всё ещё наполовину пуст. Тогда она вспомнила о плитке шоколада, которую припрятала в серванте. Едва