Сев в машину, Эльма молча уставилась в окно.

– Всё в порядке? – спросил Сайвар.

– Да, – ответила Эльма, не глядя на него. Перед её мысленным взором стояла трёхлетняя Хекла, брошенная на произвол судьбы в пустой квартире, в ожидании мамы, которая всё не приходила и не приходила. Какое влияние такой горький опыт мог оказать на психику ребёнка?

– Эта система – просто дрянь, – после короткой паузы изрёк Сайвар. Эльма в удивлении посмотрела на него. – Я убеждался в этом не единожды, – продолжил он. – Не сомневаюсь, что и ты тоже.

Эльма кивнула:

– Я просто думаю, что… можно ведь делать гораздо больше. Понимаешь, о чём я?

– Понимаю, – ответил Сайвар, заводя машину. – Ну мы хотя бы пытаемся, – он ободряюще улыбнулся Эльме и сменил тему: – Проголодалась?

Стояла середина рабочего дня, поэтому те калории, что они получили, полакомившись выпечкой в то утро, уже давно сгорели. Они остановились на заправке «Хиртна», которая несколько изменилась со времён детства Эльмы. Как и многие, они заезжали сюда, когда путешествовали всей семьёй. Летом магазин и кафе кишмя кишели местными и иностранными туристами, но сейчас они выглядели довольно пустынно – в кафе, напоминавшем школьную столовую, сидели всего несколько человек. Они с Сайваром выбрали круглый столик в своего рода зимнем саду при магазине. Сайвар заказал два хот-дога с колой, а Эльма – сэндвич с ростбифом и упаковку шоколадного молока.

– Ну, что скажешь? – спросила она, откусив пару кусочков от сэндвича и проглотив их так стремительно, что ей пришлось сделать большой глоток шоколадного молока, чтобы не подавиться. – Могла ли Хекла убить свою мать?

Пережёвывая хот-дог, Сайвар пожал плечами. Запив его колой, он ответил:

– Возможно, если у неё был сообщник. Мотив у неё на то имелся веский. Не то чтобы вообще существовали достаточно веские мотивы для убийства, но всё же. Случается, что они вполне закономерны.

– Вероятно, Агнар?

– Как знать, – пожал плечами Сайвар. – Надо проверить его алиби.

– Но, если Хеклы в тот день дома не было, выяснить, в котором часу пропала Марианна, мы никак не можем.

– Ну а её мобильник? Мы разве не исходили из того, когда он был отключён?

– Да, но тому могло быть вполне естественное объяснение. Марианна, вполне вероятно, вернулась домой в ту пятницу и пропала с концами уже позднее, что опять делает Хафтора подозреваемым. Вдруг он напился и приехал к Марианне с намерением наказать её за то, что она обманула его ожидания? Может, он решил отыграться за то, что она его отвергла?

Сайвар кивнул:

– Вполне себе версия. Нам нужно выяснить, в котором часу Хекла вернулась домой на самом деле. Пора уже добиться от неё правды.

– Думаешь, будет толк от поездки в её прежнюю школу?

– Даже не знаю, – покачал головой Сайвар, доедая хот-дог.

Эльма смяла упаковку из-под сэндвича и втянула в себя последние капли шоколадного молока со дна коробки:

– Ну, скоро узнаем.

Девять лет

Голоса в её комнате будто принадлежат целой толпе людей. Но она там совершенно одна – как и раньше, играет со своими зелёными солдатиками, однако правила игры изменились: вместо того, чтобы выстраивать солдатиков в шеренги, она озвучивает их разговоры. Каждую фигурку она наделила не похожим на другие голосом, и теперь они ссорятся и мирятся, и ведут долгие беседы. Дверь она закрывает, поэтому их точных слов я не разберу, если только они не переходят на повышенный тон и не выкрикивают что-то типа: идиот или пошёл ты. Но обычно они говорят так тихо, что я слышу только нечленораздельное бормотание, даже если прижимаю ухо к двери. Кукла, которую я купила ей, когда она была совсем малышкой, так и сидит на комоде в своём безупречно выглаженном платьице, будто её только что достали из коробки.

Я стучусь к ней в половине шестого. У неё в школе мероприятие, а это значит, что мне придётся отстоять битый час, глядя на то, как сорок девять детей носятся по спортзалу. Родителям полагается принести что-нибудь поесть и попить. Кто-то готовит блинчики или салат с креветками, другие пекут булочки с корицей без добавления сахара, а третьи нарезают морковку. Приготовить что-то самой у меня не хватило времени, поэтому по пути с работы я недолго думая покупаю в пекарне булочки с глазурью. Положу их в корзинку покрасивее, и все подумают, что это я сама испекла.

Она открывает дверь и улыбается мне. Улыбка? Это что-то новенькое. Она улыбается, когда от неё этого меньше всего ждут, как умудрённая опытом ведущая новостей по телевизору. Её тёмные волосы собраны в хвост и стянуты оранжевого цвета резинкой, которую она, видимо, где-то подобрала – может, в школе. На ней красное платье с короткими рукавами. Утром она была одета по-другому, так что она явно приложила усилия, чтобы принарядиться и привести в порядок волосы. Пару недель назад она попросила зеркало себе в комнату, на что я дала согласие, так что теперь у неё возле комода стоит зеркало в полный рост. Иногда я краем глаза замечаю, как она перед ним красуется, разглядывая себя то в профиль, то анфас и изображая улыбку.

– Ну, вижу, ты готова.

Платье на ней старенькое – она уже из него выросла. В последнее время я редко покупаю ей одежду. Ну, а когда покупаю, она моментально вырастает из неё. Я открываю шкаф в её комнате и пробегаю глазами по вешалкам. В результате я достаю из него свободное тёмно-синее платье с длинными рукавами.

– Примерь-ка лучше это, – говорю я, снимая с её волос оранжевую резинку. Её тёмная грива такая густая и непослушная, что снова собрать её в хвост почти нереально. Отдельные волоски так и норовят выбиться из-под расчёски. Она надевает платье, и я заплетаю ей волосы в тугую толстую косу. Такая же коса и у меня на старых семейных фотографиях. На них я, вся такая хорошенькая, улыбаюсь, как маленькая принцесса. Такой меня и хотели видеть мама с папой. Ребёнком меня никогда не одевали абы как – ни о каких платьицах, купленных на распродаже, и речи не шло. По работе папа ездил за границу и каждый раз привозил мне из дорогих бутиков кучу тряпья, о котором мои подружки могли лишь мечтать. Папа с гордостью говорил, что так одевается королевская семья. Став постарше, я уже отказывалась носить привезённые им вещи, но когда за мой гардероб