– И обратно ты возвращалась на автобусе?

– Да, где-то около шести. Дома я была в седьмом часу и правда заказала пиццу.

– А маму ты так и не видела?

Хекла покачала головой.

– Хорошо, – взглянув на Сайвара, Эльма поняла, что его Хекла не убедила.

– Мне казалось, что ничего особенного не происходит, – продолжала Хекла. – Марианна собиралась на свидание с тем человеком, и я подумала, что она и не заметит, что я уехала. Потом я вернулась домой, а её так и не было, и я позвонила Сайюнн. Я просто боялась, что, если расскажу, что ездила в Акранес, Марианна рассердится, и Сайюнн тоже. Я не хотела врать. Ну, в общем, я не собиралась этого делать. Я просто… у меня это просто слетело с языка, а потом уже было поздно отказываться от своих слов. Потому что тогда все бы подумали, что я говорю неправду.

– Хорошо, Хекла, – сказала Эльма, закрывая блокнот. Пару мгновений она смотрела на девочку. Её раскаяние казалось искренним, и Эльма понимала, какие масштабы могла принять подобная ложь, особенно учитывая, что Хекла опасалась гнева матери.

– Думаю, на сегодня хватит, – наконец произнесла Эльма. – Только спрошу у тебя, пожалуй, ещё одно. – Она указала на лежащий на столе конверт с сообщением Марианны. – В конверте счёт годовой давности. Мама действительно оставила тебе эту записку?

– Да, – сказала Хекла. – Она лежала на столе, это правда.

– А как ты думаешь, почему она просила у тебя прощения?

Хекла выпрямилась на стуле:

– Думаю, она чувствовала вину из-за футбольного матча. Накануне мы поругались, а когда я проснулась, она уже ушла на работу. Конверт я увидела только когда вернулась домой, поэтому не знаю, оставила ли она его в то утро или позднее. Если бы я заметила записку утром, возможно, я бы так не злилась и не поехала бы в Акранес, и тогда… тогда она была бы жива. – Хекла понурила голову.

В этом кабинете Хекла казалась Эльме такой маленькой, что ей захотелось чуть ли не обнять её. Ей хотелось сказать девочке, что её вины тут нет и ничего бы не изменилось, даже если бы она тайком не уезжала в Акранес. Но факт в том, что, возможно, на самом деле всё как раз сложилось бы иначе.

– Почему она, по-твоему, всё время называет свою мать по имени? – спросил Сайвар, когда Хекла и Сайюнн ушли. – Она ни разу не произнесла слова «мама». Только Марианна.

– Вероятно, она не считает Марианну такой уж прекрасной матерью, – предположила Эльма. – Хотя не знаю. Я слышала и о других детях, которые предпочитают называть своих родителей по имени. Тому могут быть разные причины.

– А Сайюнн она, думаешь, мамой называет?

– Ну… не знаю. Может, и называет.

Сайвар пожал плечами:

– Я склонен думать, что она больше считает матерью именно Сайюнн. Ну, учитывая все прецеденты.

– Да, это было бы вполне объяснимо.

– По-твоему, Хекла говорит правду?

– Да, – ответила Эльма после небольшой паузы. – По-моему, да.

Встав, она потянулась, а потом подошла к окну. На улице жизнь била ключом. Возле напоминающего коробку многоквартирного дома стояла группа девочек-подростков, у которых уже, очевидно, закончились занятия в школе. Они что-то оживлённо обсуждали. Наконец трое из них вместе вошли в подъезд, а двое других направились каждая в свою сторону. Эльма обернулась к Сайвару:

– Может, позвонишь соседу Марианны? Его вроде Уннар зовут? Принимая во внимание, что рассказала Бриндис, было бы, наверное, неплохо выяснить, знал ли он Марианну лучше, чем мы предполагаем.

Сайвар кивнул:

– Хорошо, позвоню. Хотя сильно сомневаюсь, что он признается в чём-то подобном по телефону.

– Да, навряд ли.

– И сообщениями они не обменивались.

– Да, но они жили в одном доме. Была ли у них необходимость писать друг другу сообщения?

– Удобно, конечно, – согласился Сайвар.

Эльма смутилась, хотя и не понимала, не намёк ли это. Однако приходилось признать, что слово «удобно» прекрасно описывает и её отношения с Якобом.

Дагни встретила Эльму сияющей улыбкой. Таунхаус, в котором они жили с Видаром, был небольшим, но уютным, с дубовым паркетом и дубовыми же декоративными деталями. Статуэтки Будды, которые собирала Дагни, были со вкусом расставлены на полках по всему дому, а одна из стен в гостиной была выкрашена в васильковый цвет в тон бархатных подушек, лежавших на диване светлого оттенка.

– Где все? – поинтересовалась Эльма, присаживаясь на диван.

– Видар с мальчиками на игровой площадке, – ответила Дагни. – Хочешь чего-нибудь?

– Газировку, если есть, – кивнула Эльма.

Дагни скрылась в кухне, а потом появилась вновь с двумя стаканами газированной воды и целой миской кукурузных шариков в шоколадной глазури, чем вызвала улыбку у Эльмы: обе сестры обожали это лакомство с детства. Общего между ними было мало, но вот любовь к кукурузным шарикам они разделяли. Эльма вдруг вспомнила, как однажды в детстве они с Дагни смотрели мультики и так покатывались от смеха, что перевернули миску, и кукурузные шарики рассыпались по всему дивану. Это вызвало у них очередной взрыв смеха, но они побыстрее собрали шарики обратно в миску, пока мама не увидела, что они натворили. Несколько дней спустя Дагни слегка подтолкнула Эльму в бок и выразительным жестом указала на пятую точку матери, которая только что поднялась с дивана: на её брюках красовалось большое коричневое пятно. Сёстры снова расхохотались, озадачив мать, которая так и не поняла причину столь безудержного веселья.

– Я уже созвонилась с большинством папиных друзей, ну и, конечно, с родственниками, которых смогла вспомнить, – сообщила Дагни, протягивая Эльме тетрадку со списком гостей.

Эльма подумала, что в плане организованности ей до сестры очень далеко.

– Посмотри, не упустила ли я кого.

Эльма пробежала список глазами – естественно, Дагни никого не упустила.

– Ещё я заказала закуски и напитки и подобрала музыку. Некоторые из гостей хотят произнести короткие речи – бывшие папины одноклассники в основном. И я подумала, что после еды можно включить музыку, чтобы папа с мамой станцевали. Они ведь брали уроки сальсы, когда летали в Южную Америку.

Эльма рассмеялась – идея была недурная. Вернувшись из поездки, отец то и дело подхватывал маму, и они изображали пару-тройку танцевальных па в гостиной, пока маме это порядком не надоело. То, что отец так увлёкся сальсой, удивляло в первую очередь саму Адальхейдюр, поскольку идея научиться танцевать этот танец целиком и полностью принадлежала ей.

– Ему это наверняка доставит удовольствие, – сказала Эльма, разглядывая список песен, что набросала Дагни. Её сестра, очевидно, затратила уйму времени и сил, чтобы