но за последние три года случались мгновения, когда он не сомневался, что София находится рядом с ним в комнате. Он не забыл, как однажды вечером по коже пробежал холодок – показалось, что она проскользнула мимо него. Он уже собирался лечь в постель в их спальне, в Чарльстоне, когда вдруг уловил движение воздуха при закрытых окнах. «София, это ты?» – спросил он у тишины.

Интересно, здесь, в Испании, она тоже рядом? Вдруг жена читает его мысли? Должно быть, она видела, как он веселится с Альмой. Что, если София уже давно покинула их – нашла себе на небесах ангела или превратилась в прах? А может быть, сгустком чистой энергии вернулась в эфир? Как бы то ни было, самонадеянно думать, что ее беспокоят земные дела мужа. Если уж на кого и смотреть с небес, так это на Мию.

Бакстер перевернулся с боку на бок – полноценно отдохнуть на этом каменном матрасе не удавалось. Оранжевые лучи солнца проникали в комнату сквозь щели в ставнях, возвещая о начале нового дня, – пора вставать. И хотя торопиться было некуда, он не смог усмирить сидящего в голове инструктора по боевой подготовке, который обозвал его бездельником, – проспал восход солнца!

И все же, о чем спорили Рудольфо и Хорхе? Почему дон Хорхе рассвирепел? Что такого сделал Рудольфо?

Бакстер решил снова прослушать запись, уже на трезвую голову. Вдруг еще что-то сможет понять.

Увы, надежды оказались тщетными. Разобрал он только два слова: dinero и robando.

Проще всего было пойти к Эстер и дать послушать запись ей. В воздухе ощущался запах горящих поленьев. Она наверняка попивает у камина свой сладкий кофе. Однако на ум пришли слова Рудольфо, который просил его не совать нос в чужие дела. Бакстер напомнил себе, что он здесь ради Мии, чтобы помочь ей, поэтому решил про запись никому не говорить, по крайней мере, пока.

Тем не менее ему очень хотелось выяснить, что за черная кошка пробежала между этими двумя. Зная больше об обстоятельствах разыгравшейся здесь драмы, он сможет держать ситуацию под контролем до самого отъезда. И был еще один мотив. София это дело просто так не оставила бы. С ее обостренным чувством справедливости она не допустила бы, чтобы воровство осталось безнаказанным, даже если вор – собственный брат. Поэтому ради Софии, Мии и Эстер Бакстер решил докопаться до истины.

Он отогнул резиновую заглушку на разъеме диктофона, чтобы по гнезду определить, какой провод нужен для загрузки аудиофайла в компьютер. Он отправит аудиозапись Алану, а тот попросит кого-нибудь из говорящих на испанском монтажников ее перевести.

Эстер на кухне готовила очередную дивную тортилью. В чугунной сковороде, почти до краев наполненной темно-зеленым оливковым маслом, жарились ломтики картофеля. Потом она сольет масло, даст картофелю немного остыть и перемешает его с яйцами, после чего запечет полученную смесь в чугунной сковороде, как фриттату. Вид тортильи разбудил в страдающем от похмелья Бакстере зверский голод.

Мия сидела рядом за столом. И эта ночь прошла без кошмаров, девочка так и фонтанировала жизнерадостностью. Отрывая куски от привезенного Альберто хлеба chapata и кидая их Пако, она рассказывала папе и Эстер про русалочьи кошельки.

– Йайа, их еще называют яйцевые капсулы. Правда, они больше похожи на мешочки странной формы, а не на куриные яйца. Акулы откладывают их на дне океана. А через несколько лет вылупляются хорошенькие маленькие акулята.

– Хорошенькие? – ухмыльнулся Бакстер. Но больше его умиляло другое, а именно то, как Мия до сих пор воспринимала время. Порой она рассуждала об очень взрослых вещах, но при этом так до конца и не понимала разницу между часами, днями и годами.

– Бывает и по-другому, – просвещала Мия бабушку. – Некоторые акулята растут в животе у мамы.

Удивительно, что по прошествии стольких лет ее память все еще хранила воспоминания о событиях раннего детства.

– Мы ведь находили их на пляже, когда отдыхали в Фолли-Бич? – уточнил Бакстер.

– Да.

Воспоминание вызвало очень теплые чувства.

– Мама хорошо разбиралась в рыбках и птичках, правда? Она знала название каждой птицы…

– И каждой ракушки. – Мию распирало чувство гордости.

И Бакстер, и София по гороскопу относились к водным знакам. Он родился под знаком Рыб, поэтому находил величайшее умиротворение в созерцании моря, София же была Скорпионом, который постоянно копался в песке и не вылезал из воды. Бакстер никогда не забудет, с каким выражением лица жена неслась на доске по волнам.

Воспоминание казалось почти приятным ровно до того мгновения, пока он не вспомнил, как поступил с досками жены – отдал все ее другу-серферу. Черт, надо было их сохранить и передать Мии, чтобы потом дочь делала на них свои первые шаги в серфинге.

Йайа, которая выглядела особенно бодрой в это утро, стоя у плиты, помешивала картошку в сковороде.

– Когда-нибудь ты обязательно свозишь меня в Чарльстон.

– Обещаю, – радостно ответила Мия. – Тебе там понравится. Мы покажем дом, в котором я выросла. Мама там сажала цветы. А еще в Чарльстоне очень вкусная еда: сыр «Пименто», фаршированные яйца, запеканка из кукурузной крупы, жаренная в масле окра и сом.

Эстер не сводила с Мии счастливых глаз.

– Блюда эти я не знаю, но поверю тебе на слово.

Мия поставила локти на стол.

– Только ты надолго приезжай. Или вообще оставайся с нами жить, если хочешь. Дом у нас просто огромный.

– Ладно, Мия, – осадил ее Бакстер, – достаточно.

– А что такого? – спросила она.

Бакстер глянул на дочь. Одно дело – пригласить из вежливости. А если Эстер и вправду решит воспользоваться предложением? Если их дом превратится в американский филиал усадьбы Арройо, София из их жизни не уйдет никогда.

Вышла Альма и приветствовала Бакстера совершенно обычным образом – теплой улыбкой и фразой buenos días. Уж не приснился ли ему вчерашний ночной разговор? Хотя понятно, голова ее была занята совсем другим – сегодня начинался сбор урожая.

Она выглядела спокойной и уверенной. И когда Бакстер поинтересовался, волнуется ли она, Альма улыбнулась и ответила:

– Это то, ради чего я живу.

Бакстер сам именно этими словами раз сто отвечал на вопрос, испытывает ли он волнение перед выходом на сцену. Его снова кольнуло чувство зависти. Он вспомнил, как накануне вечером сжимал в руках гитару дона Хорхе и какое впечатление произвела на него великолепная игра Хавьера Мартина. В глубине души ему очень хотелось поехать на концерт.

Альма не отступила от своего утреннего ритуала и в этот раз – взяла стоявшую у плиты бутылку оливкового масла и намазала им лицо