Альма была верна себе. И все же в одиночестве хорошего мало. С другой стороны, если ты не одинок, то становишься очень уязвим. Бакстер знал это, как никто другой.

– Все хочу спросить, – начал он, – почему ты ни с кем не встречаешься? – Вопрос прозвучал слишком в лоб. – Прости за бестактность. Я так пытаюсь поддержать разговор.

Она улыбнулась, глядя вглубь бокала, потом спрятала ногу в носке под стул.

– Диего женат на виноградных лозах, а я замужем за оливковыми деревьями.

Именно поэтому и Альма, и Диего преуспели в том, чему посвятили жизнь. Они полностью отдали себя любимому делу, не отвлекаясь ни на что другое. Да, дон Диего был несколько лет женат, но виноградник все равно победил. Бакстер даже позавидовал им – они не изменили своему предназначению. Однако Бакстер знал, что одна встреча может перевернуть всю жизнь. Так произошло, когда он встретил Софию. У него были мечта и планы, но появилась она. В тот миг ему бы понять, что гитара больше не нужна. Надо было закинуть ее куда подальше и заняться настоящим делом, чтобы каждый день вовремя возвращаться домой, как принято у приличных отцов.

– Деревья не сильно отличаются от большинства мужчин, – сказала Альма. – Тоже стоят и ничего не делают.

– Ух, сильно! – Бакстеру не хотелось отдуваться за всех мужчин на свете. Чувство зависти его так и не отпустило. С чего бы вдруг? Почему он испытывал его? Если бы выбор стоял между гитарой и семьей, он тысячу раз выбрал бы Мию и Софию.

– Да, деревья хотя бы не спорят и не задают вопросы про личную жизнь. Только без обид.

– Меня трудно обидеть. Мужчины и правда ни на что не годятся. Серьезно. Взгляни на меня. Стоило Софии покинуть нас, как наша жизнь пошла под откос.

– Не говори так. Присяжные свой вердикт по делу еще не вынесли, – сказала Альма.

– Присяжные вердикт не вынесли? Ты где этого нахваталась? «Перри Мейсона» смотрела?

– Понятия не имею, о чем ты. Я хочу сказать, что все еще может наладиться.

– А попытки в зачет идут?

Альма захихикала, чуть-чуть приподняв подбородок.

– Ну, признайся, был же кто-то, кто смог завоевать твое сердце? – спросил Бакстер.

Альма отмахнулась.

– А ты на чем женат? На своих… домах?

Он покачал головой, словно защищаясь от несправедливого обвинения.

– Совсем нет. Когда у тебя на руках маленький ребенок, ни на что другое просто времени не остается. Так, стоп. Я не дам тебе легко ускользнуть от ответа на вопрос. Как его зовут, похитителя твоего сердца? – И пусть Бакстер не собирался произносить этого вслух, но он восхищался Альмой. Она была творцом, так же как и он когда-то. Они оба убедились, что, находясь в постоянном творческом поиске, тяжело строить романтические отношения. Но Бакстер хотя бы попытался сделать невозможное – совместить эти две сферы жизни. А как обстояли дела с личной жизнью у Альмы?

Альма тяжело вздохнула, и он понял, что она не горит желанием обсуждать эту тему. И все же он продолжал упрямо смотреть на нее, не оставляя путей к отступлению.

– Ты точно хочешь знать? – Она сделала долгий глоток, будто собираясь с мыслями. – В моем случае сердце разбила я. Его звали Хуан Карлос, держал ресторан в Аликанте. Такой, знаешь, шумный великан, у которого на все всегда есть свое мнение. И мне это нравилось. Я любила его слушать. Еще и красавец. Всегда им любовалась. Думаешь, наверное, какая пошлость?

– Нисколечко. Я тоже всегда любовался Софией.

– Он хотел, чтобы я переехала в Аликанте, в город. И я почти решилась. Представляешь, где я и где город? – Альма поставила бокал на стол и махнула рукой. – Знаешь, как у нас здесь говорят? l amor es ciego y la locura siempre lo acompaña. Любовь слепа, и безумие – ее верный спутник. Я знала, что мы друг другу не подходим, но все равно влюбилась. И поделом мне.

Только что она подтвердила его теорию. В жизни важно уметь делать выбор. Встретив Софию, он тоже должен был сделать правильный выбор – отказаться от музыки и всецело посвятить себя семье. Потому что ради Софии стоило отказаться от всего. Увы, понимание пришло слишком поздно.

– Ладно, хватит о грустном, – сказала Альма. – Без вайфая еще не умер?

Бакстер провел рукой по волосам.

– Ни багажа тебе, ни вайфая. Моя жизнь летит в тартарары.

– И при этом ничего страшного не случилось. Ты жив и здоров.

– Пока что, – усмехнулся Бакстер.

– Завтра начинаем сбор урожая. Я сейчас зашиваюсь, но обещаю, что-нибудь придумаем. Понимаю, тебе без интернета никуда. Попрошу провайдера прислать специалиста.

– Может быть, это и к лучшему, – признал он. Хавьер Мартин оказался невероятно хорошим исполнителем. Голос поющего под его гитару вокалиста трогал душу.

– Прошу обратить внимание. За язык тебя никто не тянул. – Какое-то время Альма, не отрываясь, смотрела на огонь, затем повернулась к нему: – Нет вайфая, нет багажа, нет проблем. По-моему, хорошая идея для песни в стиле кантри.

Бакстер улыбнулся.

– У тебя прирожденный талант. Осталось только поработать над южным акцентом.

– Ка-а-ароче, – пропела Альма.

Нет, до южан ей было далеко. Слово она произнесла так, словно пыталась раскусить вареный арахис.

Бакстер запротестовал, размахивая руками.

– Надо медленнее. Хоть мы и живем в бешеном ритме, настоящий южный акцент можно сравнить с неторопливо журчащей в ручье водой. – Растягивая гласные, он произнес: – Попробуй масла моего. И вкус хорош, и пользы много.

Альма повторила за ним, и Бакстер не смог сдержать улыбку.

– Я вот тебя про музыку хотела спросить. Даже не представляю, как это – зарабатывать на жизнь исполнением песен.

Бакстер уставился на рубиновое вино в бокале.

– Я всю жизнь хотел заниматься музыкой, и мечты мои исполнились. – Ему казалось, что он сидит с гитарой в руках перед зрителями. Выпив вина, он сделался сентиментальным.

– А сейчас? Неужели совсем не хочется снова взять гитару в руки?

Искры в камине танцевали под льющиеся из колонки звуки фламенко.

– Гастрольная жизнь для молодых.

– Речь сейчас не про группу. Почему не играешь даже для себя? Нам всем нужен способ самовыражения.

В горле теснило.

– Нужен. В молодости. – Зазвучала следующая композиция в исполнении Хавьера Мартина. – Ну, я играю… для Мии. Я сейчас живу для нее. Я сам осознаю, что это нездоровый подход, но… куда деваться одинокому отцу?

– Жаль, что ты поставил крест на собственной жизни.

– Кто говорит, что я поставил крест?

Альма закусила губу и с пониманием