– Это сыворотка правды.

– Похоже на то. – Он с наслаждением вдохнул аромат ликера. – София меня окрыляла. Знаешь, среди воспоминаний о ней одно выделяется особенно ярко. Она стоит за кулисами, восторженно подняв большой палец вверх. Без нее все потеряло смысл.

Альма грустно улыбнулась.

– Она была твоей музой.

– Да. А еще я понимал, что должен оставить группу ради Мии. Гастрольная жизнь и маленькие дети – понятия несовместимые. Правильнее бросить все силы на воспитание ребенка.

– Как же это трогательно. Знаешь, Бакстер-на-все-руки, теперь я понимаю, что нашла в тебе София. Кроме того, что ты красавец и у тебя милейшие ямочки на щеках, ты еще и очень хороший человек. Пусть и чурбан неотесанный, но человек хороший. Прекрасный отец.

Прекрасный отец. Слова Альмы продолжали звенеть в ушах.

– Чурбан, значит? За словом ты в карман не лезешь.

– Спасибо американским телеканалам. – Альма положила локоть на подлокотник и подперла кулаком подбородок, не спуская с Бакстера глаз. – Даже ярлык рок-звезды тебя не испортил. Так и вижу, как ты расхаживаешь по сцене с гитарой наперевес, а девушки из зала машут руками. Женившись, ты наверняка разбил кучу женских сердец. Признавайся.

Бакстер покраснел.

– С Софией вы быстро нашли бы общий язык.

– Даже не сомневаюсь, – прошептала Альма, – но у судьбы оказались иные планы.

– Если они вообще существуют, эти планы.

– Ты после Софии встречался с кем-нибудь? – спросила Альма. Подбородок был по-прежнему прижат к ладони, а взгляд устремлен на Бакстера. – Вы с Мией вообще эту тему обсуждали?

– Ходил несколько раз на свидания. Домой никого не приводил. Я не могу так поступить с Мией.

– Ты думаешь, ей есть до этого дело?

– Не знаю. – Проблема была не только в Мии. Наверное, он был просто классическим вдовцом-однолюбом. Он не переживет еще одну потерю.

Альма выпрямилась на стуле и убрала за уши выбившиеся пряди.

– Похоже, ты без конца все обдумываешь и анализируешь? Угадала?

– Знаешь, как у нас, у строителей, говорят? Семь раз отмерь – один раз отрежь. И ведь не поспоришь?

– Sí. Так надежнее.

– Вот и все объяснение.

Альма не стала развивать тему, за что Бакстер мысленно сказал ей «спасибо».

– Как обстоят дела с испанским? Уже научился произносить раскатистое «р»?

– Раскатистое «р»? – Бакстер громко рассмеялся. – Ты шутишь? Я здесь всего пять дней и понятия не имею, в каких случаях «р» произносится раскатисто. Слышала бы ты, как я с доном Диего общался.

– Давай попробуем. – Альму явно забавляла ситуация. Ее выдавало лукаво сияющее лицо.

Бакстер выпил достаточно, поэтому уговаривать его не пришлось. Вырвавшийся звук «р» скорее напомнил гул взлетающего во рту самолета.

Альма разразилась громким жизнерадостным смехом. Глядя на эту красивую миниатюрную женщину, трудно было заподозрить в ней способность смеяться так громко. Чистый и сильный смех радовал слух.

– Больше язык работает, – объяснила она, – а не горло. Вот так. – Она несколько раз повторила «р».

Бакстер попробовал сделать то же самое, но попытка опять оказалась неудачной, и они вдвоем рассмеялись.

– Поставь кончик языка между зубами и почувствуй, как он вибрирует. – Альма снова прорычала.

Бакстер повторил. Полное фиаско.

– Главное, не оставлять попыток, и обязательно получится.

«Все, хватит», – подумал Бакстер. Речь шла совсем не о раскатистом «р». Его беспокоило другое. Надо сейчас же уйти. Он чувствовал, как за ними наблюдает призрак Софии. Но больше его волновала Мия. Что подумает малышка, узнав, что они пили вино и смеялись всю ночь? Нет, нет и еще раз нет. Зря он согласился.

Бакстер с силой поставил рюмку на стол и поднялся.

– Пора и честь знать.

Альма хлопнула в ладоши.

– Точно, уже поздно. В Америке все спят давно.

– Зато посмотрим, кто с утра первым проснется, – сказал Бакстер, глядя на Альму с высоты своего роста.

Она не сдавалась.

– Я вообще-то ранняя птичка.

– Кто бы сомневался, – ответил Бакстер. – А что, хорошая песня может получиться.

Он разбил кочергой поленья. В голове вдруг закрутилась мелодия: «Она всегда встает с рассветом…»

Поставив кочергу на место, Бакстер неуверенно прошел между камином и Альмой, ощущая кожей тепло от огня. Вдруг Альма взяла его за руку. Они долго смотрели друг на друга. «Ну скажи хоть что-нибудь, что угодно!» – взмолился про себя Бакстер. Он боялся, что она услышит, как громко бьется его сердце.

Потом Альма легонько сжала его ладонь и подмигнула.

– Buenas noches [25], Бакстер.

Глава 20

Прикосновение к струнам

От выпитого вина и ликера кружилась голова. Бакстер лежал на кровати в ботинках, заложив руки за голову, и не мог оторвать взгляд от гитары дона Хорхе. Дом опять закряхтел в ночной тишине, дождавшись, когда все его обитатели закроют глаза.

Почему рядом с Альмой у него появлялось отчаянное желание жить полной жизнью? В чем ее секрет? Альма не предпринимала для этого никаких усилий. Все происходило само собой. Так фокусник поднимает в воздух предметы, не касаясь их. Бакстер уже распознал это засевшее в глубине души назойливое ощущение – не что иное, как чувство зависти. Когда-то Бакстер тоже жил в состоянии творческого напряжения и сейчас очень скучал по себе прежнему. Ему хотелось доказать Альме – и себе самому, – что силы его до сих пор не иссякли.

Но было что-то еще помимо зависти, не самого приятного чувства. Ему снова захотелось испытать радость творчества, которой раньше наполнялось сердце, когда он писал музыку. Захотелось дать волю чувствам и сыграть хотя бы пару нот так, чтобы воскресить дремлющее в глубине души волшебство, позволить магии пройти сквозь пальцы и воплотиться в звуках гитары. Раньше, когда он жил в состоянии творческой горячки, музыка была порталом в другое измерение. Стоило ему сыграть первую ноту, как он мгновенно оказывался на пороге неизведанного, и скрывающаяся за заветной дверью необъятная бездна затягивала все его существо.

Но с тех пор как Бакстер убрал в шкаф своего «Мартина», ничего подобного с ним не происходило, хотя чувство это он не забыл – чувство, когда в первом звуке слышишь прекрасную симфонию, а одного аккорда достаточно, чтобы подкосились ноги и накатил благоговейный восторг. Сегодня желание пережить это ощущение заново стало непреодолимым. Запертая в футляре гитара дона Хорхе манила с неудержимой силой. Возможно, вино и ликер сделали свое дело. Однако самое главное – в голове продолжала звучать музыка Хавьера Мартина и вопросы Альмы. Удивительно, этой женщине интересен тот человек, которым Бакстер был