тоже уже немолодой, старший лейтенант, за которым бегали несколько человек, что-то ему доказывавших и потрясавших какими-то бумажками. Наконец, он подбежал и к тому вагону, где разместились Алёшкин и его спутники. Как раз перед этим проводник пропустил последнего человека, закрыл и запер на ключ входную дверь.

Старший лейтенант, помощник коменданта станции, открыл дверь своим ключом и в сопровождении двух солдат вошёл в вагон. Двери, перед которыми толпилось десятка два ожидавших посадки, он за собой запер. В вагоне он начал что-то горячо доказывать проводнику, на что тот довольно спокойно отвечал. Затем из коридора донеслось требование показать каждое купе.

Признаться, Борис немного струхнул, когда проводник отпер дверь и показал коменданту, что всё их купе заполнено. Тот только покачал головой, вполголоса выругался, потребовал у всех билеты и, убедившись, что они закомпостированы на этот поезд, сердито заявил:

— Нет, с этой железной дорогой дело иметь нельзя! Билеты продают кому захотят, а очередники у нас сидят на вокзале. Вон они какой крик поднимают, что я им скажу, когда выйду? Вот чёртова работа! Подсуропил мне её полковник…

Захаров, уже слезший со своей полки, сочувственно произнёс:

— Да уж, работа… Наверно, хуже, чем на передовой. На-ка, старшой, трофейных сигареток, покури, легче станет. А от железной дороги требуй дополнительный поезд, нельзя же людей так мариновать, ведь все домой торопятся.

Старший лейтенант взял протянутую пачку, достал из неё сигарету, закурил и протянул пачку обратно Захарову. Тот улыбнулся, отвёл его руку и сказал:

— Оставь себе, старший лейтенант. Кури на здоровье! Да брось надрываться-то, ведь всё равно всех, кто в вагоне сейчас сидит, никаким каком не высадишь.

Старший лейтенант махнул рукой и вместе со своими солдатами направился к выходу. В это время прозвенел звонок, раздался свисток кондуктора, гукнул паровоз, и перрон с заполнявшей его толпой поплыл назад.

Один из спутников Бориса и Захарова не выдержал:

— Чёрт-те что! Вы много дали?

Борис и Захаров промолчали.

— Да ладно, чё уж там, — миролюбиво заметил его товарищ, — сколько дали, столько и дали. Мы ведь тоже вынуждены были дать. Поверите, товарищ майор, — обратился он к Борису, — вот уже десятый день ждём, и каждый день такая же история. Комендант талоны даёт, а кассир билеты не компостирует, говорит, что мест нет. Наконец, уломаешь кассира, подойдёшь к поданному составу, а он уже битком набит, даже в тамбурах сидят. Вот, маялись, маялись так десять дней, проели почти всё, что с собой было, а сегодня ночью этот проводник согласился нас взять, да и запросил-то недорого, всего по паре сотен с брата. То ли пожалел нас, то ли ещё чего. Другие-то дороже берут.

Борис и Захаров переглянулись, понимая, что они за свою срочность поездки здорово переплатили. Затем оба улыбнулись и почти одновременно пробормотали:

— А нас он таки здорово нагрел, да чёрт с ним, главное, что мы едем домой.

Поезд шёл прямо-таки с довоенной скоростью, и через двое суток наши друзья высаживались в Москве на Киевском вокзале. Тут уже работали носильщики. За сравнительно небольшую плату они вынесли вещи за пределы вокзала и сложили их в довольно беспорядочную большую кучу на краю тротуара. Теперь нашим друзьям нужно было перебраться на Казанский вокзал, обоим предстояло ехать дальше. Такси, конечно, не было. Да ни в одно такси, а ими тогда были «эмки», с их багажом они и не влезли бы, а разделяться им не хотелось. Захаров предложил:

— Борис Яковлевич, пойду-ка я поищу какую-нибудь машину. Не загорать же нам здесь до ночи. А вы с Джеком вещи покараульте.

Алёшкин согласно кивнул головой. Он уселся на один из чемоданов и закурил. Джек, как всегда, улёгся у его ног. По тротуару взад и вперёд двигалось, как показалось Борису, множество людей. В их руках были вещи, очевидно, эти люди уезжали или приезжали откуда-нибудь. Некоторые несли в авоськах какие-то продукты и торопились к пригородным электричкам. Подъезжали легковые машины, высаживали или забирали пассажиров. Мела несильная позёмка, было холодновато. Посидев с полчаса, Борис нетерпеливо начал расхаживать вокруг своих вещей, привязав Джека к самому большому чемодану. Он уже выкурил с десяток сигарет и начал основательно подмерзать, когда к тротуару подкатила старая разбитая полуторка, из которой выскочил Захаров.

— Вот, нашёл! За полтора куска согласился, да и те вперёд запросил. Чёрт возьми, мы там воевали, а затем жили и не понимали, что здесь с деньгами творится, а деньги-то наши теперь почти ничего не стоят. Давайте быстрее грузиться, пока нас с ним милиционер не захватил.

Шофёр тоже выскочил из кабины, и общими силами погрузку закончили за пару минут. В кузов забрался Захаров, туда же посадили и Джека, Алёшкин залез в кабину.

Вскоре они уже выгружались на Казанском вокзале. При помощи носильщиков затащили вещи в большой зал ожидания. Прежде всего, друзья по очереди сходили в ресторан и как следует поели, хотя это обошлось недёшево, Борис принёс кое-что и для Джека. Затем Захаров отправился выяснять положение с поездами и, если получится, закомпостировать билеты.

Вернулся он с известием, что через полчаса, то есть в 19:10, уходит его поезд на Рязань, а поезд № 8 до Ростова-на-Дону, где Алёшкину предстояла новая пересадка, отправится в 22:00. Оба билета он закомпостировал. Захаров привёл с собой двух носильщиков, которым сказал:

— Вот, поможете товарищу майору погрузиться. Он заплатит, как договорились. Товарищ майор, — обратился он официально к Борису, — дадите им по сто рублей, а мне уже пора на перрон.

Борис и Захаров крепко обнялись, обещали писать друг другу, договорились встретиться когда-нибудь. Но ни тот, ни другой своих обещаний не сдержали, и так никогда более не увиделись. Из жизни Бориса ушёл ещё один человек, с которым они делили немало трудностей, с которым встретили радость победы, с которым дольше всех не расставались.

В 21:30 к Борису подошли уже известные ему носильщики, забрали большую часть его вещей. Сам он нёс два небольших чемоданчика и вёл на поводке Джека. В несколько минут он погрузился в стоявший наготове состав. «Совсем как в мирное время», — подумалось ему.

Занеся в купе его вещи, носильщики сказали:

— Ну, товарищ майор, счастливого пути!

Борис на радостях, что всё так хорошо и быстро устроилось, добавил помогавшим ему людям ещё по 50 рублей и начал устраиваться на ночь. Через 10–15 минут вагон наполнился, и в его купе пришли люди. Он не запомнил, кто с ним ехал. В памяти осталось только то, что все его спутники доброжелательно относились к Джеку, а узнав от