Ровно в 12 часов ночи к нашим дремавшим спутникам подошёл усатый железнодорожник:

— Ну, ребята, давайте билеты и полкуска.

— А это ещё зачем? — спросил Захаров.

— Билеты сейчас оформлю, закомпостирую, договорюсь с багажным кассиром, а это тоже даром не делается. Ну, давайте.

Борис и Захаров отдали свои билеты, хотя и чувствовали при этом некоторую неуверенность. Во-первых, они побаивались, как бы этот дядька не исчез с их билетами вообще, а во-вторых, им обоим было как-то неловко друг перед другом, ведь, что ни говори, они участвовали в некоей мошеннической операции. Но, с другой стороны, они понимали, что уехать им необходимо как можно скорее. Ездить в госпиталь ради питания было не на чем, ходить — далеко, а есть всем четверым приходилось не менее трёх раз в день.

На вокзале была коммерческая столовая, ужин в ней на четверых обошёлся в 250 рублей, хотя после него все чувствовали себя голодными. А тут ещё и Джека кормить нужно. Они понимали, что если просидят тут две недели, то останутся и без денег, и без большей части вещей. Друзья уже видели, как местные спекулянты перекупали у ожидавших отъезда офицеров вещи за бесценок. А этот усач обещал их вывезти сегодня.

Поделившись друг с другом своими сомнениями, они стали терпеливо ждать возвращения железнодорожника. Наконец, тот появился:

— Задержался маленько, там комендант сидел, ну а при нём такие разговоры вести нельзя. Вот ваши билеты и отдельный билет на собаку. Он 30 рублей стоит, это уж вам оплатить нужно отдельно.

Борис, ни слова не говоря, вытащил из кармана тридцатку и протянул деньги усачу.

— Добро. Теперь идите к багажному отделению и всё, что сумеете, сдайте в багаж, а я через полчаса за вами приду.

У окошка багажного кассира народу не было. Когда Борис и Захаров протянули свои закомпостированные билеты, он мельком взглянул на них и сказал:

— Несите багаж.

Дважды наших путников просить об этом не пришлось. Оставив охранять оставшиеся вещи одного из ординарцев и Джека, Борис и Захаров вместе с другим нагрузились до предела и через несколько минут вновь вошли в багажное отделение. Вещей было много, упакованы они были хорошо — обшиты старыми плащ-палатками или одеялами. С этой стороны принимающий багаж никаких замечаний не сделал. На один билет полагалось провезти не более 50 кг багажа. У Захарова почти так и получилось.

У Алёшкина дело обстояло хуже, его вещи весили более ста килограммов. После долгих уговоров и сотни рублей, сунутых кассиру Захаровым, тот согласился принять весь багаж Алёшкина, но с условием, что он будет отправлен в разные пункты назначения. Борис подумал-подумал и указал две станции — Котляревскую и Нальчик.

Освободившись от груза, наши друзья стали ждать своего усача, как они прозвали железнодорожника, и толковать между собой, какова будет судьба их вещей. В тот первый послевоенный год многие говорили, что сдать что-то в багаж — это всё равно что выбросить на ветер, мол, до места дойдёт едва ли десятая часть. Алёшкин с Захаровым были к этому готовы, но за время поездки по железным дорогам Германии и Польши все эти вещи им так надоели, переноска отнимала столько сил, что они были очень рады наконец-то от них избавиться. Это ещё им помогали ординарцы, а если б они были вдвоём? Да кроме того, у них оставалось столько же, сколько сдали, и всё это предстояло не раз перегружать.

Около двух часов ночи железнодорожник вернулся, в руках он нёс фонарь. Обходя лежавших на полу, спящих, ожидавших посадки людей, он приблизился к нашим друзьям и негромко сказал:

— Ну, собирайтесь, пойдём.

Борис не спал, он разбудил Захарова и обоих ординарцев. Они взвалили на себя оставшиеся вещи. Один чемодан взял проводник и пошёл вперёд, остальные двинулись вслед за ним. Через какую-то небольшую дверь они вышли на перрон и шли сперва по нему, а затем по железнодорожным путям около получаса. Наконец, подошли к длинному тёмному составу из пассажирских вагонов. Возле одного из них проводник остановился, открыл дверь вагона ключом, залез по лестнице в тамбур и позвал остальных. В вагоне этим же ключом он открыл дверь одного из купе и сказал:

— Вот здесь и поедете. Занимайте одну верхнюю и одну нижнюю полки, собаку под лавку поместите. Она у вас на людей не бросается?

— Нет-нет, главное, её не трогать.

— Ладно, я предупрежу ваших соседей… Устраивайтесь. Дверь купе никому не открывайте, пока я не подойду. Понятно? А сейчас спите, состав будут подавать в 10 утра, так что выспитесь. Машину, значит, я беру, остальные деньги отдадите, когда приедем в Москву.

Он вышел, взялся за руль мотоцикла, который до этого вместе с положенным на него чемоданом вёл Захаров, и, провожаемый взглядами, направился куда-то к голове поезда. Борис и Захаров попрощались с солдатами, дали им немного денег и посоветовали как можно скорее отправляться в свои части. Затем они вернулись в вагон, рассортировали и разложили свои вещи, уложили Джека под столиком в углу, заперлись на замок, легли и через каких-нибудь четверть часа спали крепким сном.

* * *

Проснулись они от шума и криков, раздававшихся и снаружи, и внутри вагона, и сразу обнаружили, что, кроме них, в купе уже поселились два каких-то офицера, старший лейтенант и капитан. Они так же, как и наши друзья, проснулись от шума извне и со сна непонимающе смотрели друг на друга. Проснулся Джек и тихонько заворчал.

— Ой, да тут ещё и собака! — воскликнул один из новых пассажиров. — Она не укусит? — спросил он, поглядывая на Бориса с некоторым уважением.

Как-никак это был майор — старший офицер, а в то время к старшему по званию относились с большим уважением, чем теперь.

— Нет-нет, — успокоил его Борис, — только гладить и вообще трогать его нельзя, иначе я за него не ручаюсь. А в чём дело, что это за шум?

— Выгляните в окно, — сказал Захаров, свесившийся со своей верхней полки и глядевший сквозь стекло плотно закрытого окна на перрон.

По его совету все сгрудились вокруг маленького столика. Они увидели на перроне множество офицеров — старшин и сержантов, толпившихся у вагонов. В дверях каждого вагона стояли проводники и пропускали по одному человеку, тщательно проверяя предъявляемые документы. Кроме того, у дверей стояли по два пожилых солдата, чтобы сдерживать напиравших. Среди толпы от вагона к вагону метался невысокий,