Шрифт:
Закладка:
– Не надо, я дойду, – сказала она, вышла из комнаты, сбежала по лестнице и очутилась на улице, у высокого крыльца, с которого открывался вид на усадьбу Румянцевых и ее постройки.
– Ты погляди, какая краля, – услышала она и оглянулась.
От ворот, широко расставив руки и пьяно осклабившись, к ней шел какой-то мужчина в солдатской форме. Нина ощутила исходящую от него угрозу, повернулась и не побежала, а скорее, полетела, как птица, широко расставив руки. Дорога к воротам была перекрыта неизвестным, поэтому она побежала в сторону каретника, надеясь укрыться там.
Деревянное здание, включающее в себя экипажный сарай, конюшню с тремя стойлами, крытый дворик с навозной ямой и ледник, стояло справа от главного дома. Нина ворвалась внутрь, присела за экипажем со спущенными рессорами. Уже больше года он был не на ходу. Снаружи слышались голоса. Пьяные, наполненные веселой злобой. Нина поняла, что ее ищут. Пальцы нащупали сверток в кармане пальто. Если его найдут, с мечтой о поиске Валевского можно будет распроститься. Да и вообще неприятностей не оберешься.
Она озиралась в поисках места, куда можно перепрятать ее бесценную реликвию. Взгляд упал на земляной пол. Да, быстрее, Нина, быстрее. Пальцами разрыв холодную землю, она засунула сверток в получившуюся ямку, снова засыпала ее землей и утрамбовала поплотнее. Отскочила в сторону, чтобы быть как можно дальше от того места. Лишь бы они не заметили, что у нее руки в земле.
Притворенная дверь каретника медленно открылась.
– Эта дворянская курва тут! – крикнул незнакомый мужской голос.
Не тот, кто окликал ее у крыльца. В сарай ворвались несколько мужчин. Кажется, их было четверо или пятеро. Нина не успела разглядеть.
– Хорошенькая, – сказал кто-то.
– Мамзель, так ее растак, – откликнулся другой. – И что она тут делает, контра?
– Лельке Поповой юбку притащила. В подарок, – хохотнул третий. – С барского, так сказать, плеча.
– Да не с плеча, а с задницы, раз юбка. А вот мы сейчас и посмотрим, хороша ли эта задница, если с нее все юбки содрать.
Нина закричала, но грубые чужие руки зажали ей рот, повалили на земляной пол, задрали подол платья и нижние юбки. Она извивалась и мычала, пыталась лягаться, но, конечно, была не в силах справиться с несколькими крепкими мужиками. Насиловали ее около часа, сменяя друг друга. Лица мучителей слились в единое пятно, у которого не было центра. Звуки доносились до Нины Румянцевой словно сквозь вату. Она царапала руками земляной пол, срывая ногти. Земля на ее руках давно перемешалась с кровью. Теперь никто не смог бы заподозрить ее в том, что она зарыла клад.
Боль разрывала внутренности. Нине казалось, что она уже умерла и находится в аду, в котором над ее изувеченным телом без устали трудятся черти. В какой-то момент от жуткой боли она потеряла сознание.
Когда Нина пришла в себя, на улице было уже темно. Кажется, наступила ночь, потому что усадьба затихла. Ватное одеяло черного неба выключило многоголосие не стихающего днем гомона, как бывает, если накинуть платок на клетку с попугаем. Нина с трудом села и прислушалась к себе.
Все тело болело. Тянуло везде, до последней мышцы и косточки. Под порванными юбками по ногам струились подсохшие потеки крови. Нина покосилась в угол сарая, туда, где в прошлой жизни она зарыла бриллиантовое ожерелье с сапфиром в четыреста пятьдесят каратов. Она знала, что не будет его раскапывать.
Ожерелье ей было больше не нужно. После того, что с ней случилось, Нина Румянцева никогда не сможет показаться на глаза Валевскому. Никогда не станет его женой. От осознания этой мысли голову прожгло огнем. Нина встала на карачки и завыла на луну, видневшуюся в приоткрытом проеме двери. Где-то вдалеке гулким лаем ей ответили деревенские собаки.
Будущего не было. Прошлое умерло. Оно нуждалось в очищении от той грязи, которая лежала на всем теле Нины, а главное, на ее душе. А что может быть лучше очищения огнем.
Нина вспомнила, что, забегая в каретник, краем глаза видела стоящие в углу бочки с керосином. В кармане ее пальто завалялся коробок спичек. Его в свой последний визит забыл Валевский. Перед отъездом курил в саду и оставил коробок на столе, а Нина забрала и с тех пор носила с собой. Как талисман. Откуда-то пришло ясное понимание, что именно ей нужно сделать. Она перестала выть, встала на ноги и, пошатываясь, пошла туда, где хранился керосин.
В ту осеннюю ночь 1920 года усадьба Румянцевых была охвачена огнем. Пожар, начавшийся с каретника, охватил все хозяйственные постройки. Членам сельскохозяйственной коммуны удалось отстоять только господский дом. К утру все удалось потушить. Тогда же и выяснилось, что дочь Федора Румянцева тронулась умом.
Каждый день ее можно было увидеть на пепелище, где она разгребала руками жирную золу, что-то бормоча при этом. Про совершенное над ней насилие многие знали, а потому бедолагу не трогали. Те немногие, кто осмеливался приблизиться к безумной, слышали странный набор слов, вряд ли что-то значивших, но повторявшихся день за днем.
– Третий наверху. Первая налево. Там нет. Правая рессора, – доверчиво сообщала умалишенная подошедшему и улыбалась, пуская тонкую струйку слюны. А потом декламировала вслед с выражением какие-то стихи:
– Твои глаза – сапфира два,
Два дорогих сапфира.
И счастлив тот, кто обретет
Два этих синих мира.
Наступившая зима оказалась достаточно суровой для этих мест. В один из дней Нину Румянцеву нашли замерзшей на уже засыпанном снегом пепелище. Похоронил ее отец, собственноручно вырыв могилу на деревенском кладбище.
Наши дни
Саша
Тетя Нюра наконец-то проводила своих гостей. Саша, которой не терпелось поговорить со старой женщиной, вызвалась помочь ей убрать со стола.
– И чего тебе не сидится без дела, – покачала головой старушка. – Отпуск же у тебя. А ты то за компьютером своим сидишь, то мне кидаешься помогать. Отдыхать-то, поди, совсем не умеешь.
Саша задумалась, умеет она отдыхать или нет. Вообще-то обычно у нее просто не было времени ни на какой отдых. Учебу в институте, а потом в аспирантуре она всегда сочетала с работой. Плюс домашние дела, удвоившиеся с момента появления в ее жизни Данимира. Конечно, пару лет она ездила в отпуск на море. В Турцию. По системе «все включено». И там действительно целую неделю ничего не делала.
