Шрифт:
Закладка:
В статье, опубликованной в 1957 г., но все еще не потерявшей актуальности, так как в ней анализируются ученая традиция, на которой основывалась «Книга об Александре», и ее близость к средневековой научной школе, Раймонд Уиллис мимоходом заметил, что этот текст мог быть написан как «памятник святому Фернандо III… или Альфонсо Мудрым…» поэтом, который был «очевидно сторонником имперской идеи и работал в рамках европейской латинской традиции». Я уверен, что это единственное возможное предположение; в то же время «Книгу» можно расценивать как своего рода тектонический сдвиг в политической мысли и культурном ландшафте Кастилии, в особенности это касается восприятия кастильской монархии как социальной и политической силы.
Я пришел к этому выводу так как при внимательном чтении источников и изучении архивных материалов в «Книге» можно найти ряд параллелей с политической концепцией Альфонсо Мудрого; кроме того, в «Александре» мы видим зарождение того, что Бенедикт Андерсон назвал «воображаемым сообществом» империи: связь идеологии с определенной территорией; угасание архаической концепции королевской власти; объединение нескольких разных королевств под властью одного суверена; наконец, распространение и легитимация этих понятий через прославление и институционализацию науки и письменных текстов. Я думаю, что «Книга об Александре» представляет собой панегирик и одновременно моральное увещевание, адресованные Альфонсо Х; поскольку главный герой «Книги» показан как молодой, энергичный лидер, чьи амбиции ограничивались только соображениями морали, она, по-видимому, была написана до женитьбы короля на Виоланте в 1249 г., скорее всего, между 1230 г. (дата смерти Альфонсо IX, короля Леона, и воссоединения Кастилии с Леоном при Фернандо III, после чего правители королевства Кастилия и Леон задумались, не стоит ли включиться в борьбу за корону Священной Римской империи) и 1249 г., то есть между девятым и двадцать восьмым годами жизни Альфонсо. Я также считаю, что «Книгу» читали при кастильском дворе и много позже этих дат, подтверждение этому можно найти в рукописи O (MSS/Vitr/5/10 Национальной библиотеки Испании). В «Александре» зафиксировано изменение важнейших общественных механизмов: в этом тексте история македонского императора рассказывается на разговорном кастильском языке; тем самым формируется новая культурная политика – союз интеллектуалов и государства, в котором средневековая интеллигенция играла далеко не последнюю роль, обслуживая имперские амбиции монархии через выстраивание мифологемы власти. В «Книге об Александре» подчеркивался благотворный союз двора и духовенства, политической власти и ученых, но содержалось и предупреждение о необходимости реформировать старую имперскую auctoritas[536]. Эту облаченную в символическую форму концепцию можно увидеть в сцене, где перед выстроенными для битвы легионами Александр бросает вызов Дарию:
Bien avié diez mill carros de los sabios señeros,
que eran por escripto del rey consejeros,
los unos eran clérigos, los otros cavalleros,
quiquier los conoscrié que eran compañeros[537].
Весь двор (в данном случае состоявший из клириков и воинов) бросается в бой; это единение может рассматриваться как в высшей степени емкий символ новой коалиции людей меча и пера.
Анализируемый источник представляет собой сплав целого ряда текстов, что дает нам представление об университетском образовании конца XII – начала XIII в., свидетельствует об эрудиции создавшего «Александра» поэта, а также о его близости к власти и королевскому двору. В «Александре» соседствуют такие темы, как устройство империи, образование и научные знания; этот неординарный набор порождает яркую уникальность текста, в котором смешались два литературных модуса (эпос и роман), а также показывает, насколько значительным было влияние грамотности, школьного и университетского образования на создание литературных произведений в рамках как придворной, так и народной традиции. Хотелось бы подчеркнуть, присутствие в «Александре» указанных элементов позволяет рассматривать его как точку фокусировки сложной системы социальных ценностей и культурных установок Кастилии XIII в.
В утверждении автора «Александра», что его «mester es sen pecado»[538], можно увидеть нечто большее, чем просто риторический прием, характерный для многих поэтических жанров. Эта фраза не просто отмечает – автор виртуозно владеет поэтическим мастерством, рифмой и ритмичностью стиха, она также подчеркивает, что все сказанное поэтом правильно, достойно и безупречно с точки зрения морали. Несомненно, этический долг поэта – а точнее, интеллектуала – щедро делиться своими знаниями.
deve de lo que sabe omne largo seer,
si non, podrié en culpa e en riebto caer[539].
Значимой новацией является то, что с самых первых строк «Книги» ученость рассматривается как нечто возвышенное, полностью очищенное от древнего библейского позорного клейма, кроме того, поэт указывает на важную роль, которую ученость сыграет в развитии повествовании.
Рассказывая историю своего героя, автор «Александра» подчеркивает исключительное значение образования, и тем самым входит в противоречие с прославляющей грубую силу эпической традицией, чей замысел и сюжетные линии политизированы, ограничены узкими рамками региональных и клановых интересов; наконец, в эпической картине мира не имели значения научные знания, образование, она не задумывалась над сущностью политической власти и местом этой власти в окружающем мире. В «Книге об Александре» образованность, ученость и мудрость описаны как направляющие развитие событий силы, они являются привилегией и в то же время оправданием имперских устремлений героя, который превращается из язычника в живущего в миру святого. По выражению поэта, на пике своего успеха Александр: «Se non fuesse pagano de vida tan seglar/deviélo ir el mundo todo adorar»[540].
При ближайшем рассмотрении «Книга» также оказывается одним из зерцал правителей. Критический рассказ о юности главного героя, несомненно, должен был привлечь внимание подростка, то есть молодого Альфонсо; например, эпизод в котором Аристотель побуждает своего ученика вспомнить, что:
Fijo eres de rey, tu has grant clerezía,
en ti veo aguçia qual para mí querría
de pequeño demuestras muy grant cavallería,
de quantos