хозяйственные постройки, чтобы защититься от предстоящих боев. Запасы риса, обычно хранившиеся в больших соломенных корзинах, стали исчезать, так как смекалистые крестьяне закапывали свои ценные запасы, чтобы уберечь их от потери. Тревожное «всеобщее восстание» НСС продолжилось, когда однажды ночью исчезло шестьдесят девять военнослужащих одного из подразделений уезда Чангбанг, прихватив с собой 144 единицы оружия. Позже сорок четыре пропавших подростка вернулись и объяснили, что их похищение организовали предатели в их группе. Тем не менее, тревожным было то, что многие из похищенных поддались на уговоры Вьетконга и добровольно согласились остаться в Камбодже для прохождения военной подготовки у коммунистов. Сочетание давних революционных связей Чангбанга и мощного наступления северовьетнамских войск сделало аргументы Вьетконга для впечатлительной молодежи как никогда убедительными. Падение провинции Куангчи и кровавая осада Анлока не могли не отразиться на жителях Хаунгиа, которые, видимо, начали сомневаться в исходе войны, когда северовьетнамские танки впервые появились к северу от Сайгона.

Мы были уверены, что провинция Хаунгиа будет атакована, и полковник Бартлетт направил шквал запросов на нанесение авиаударов по предполагаемым местам дислокации северовьетнамских подразделений в Камбодже. Все запросы были отклонены. В обычной ситуации штаб генерал-майора Джеймса Холлингсворта в Бьенхоа их бы поддержал, но сам генерал бóльшую часть времени проводил в вертолете в воздухе над Анлоком, наводя авиацию для нанесения ударов по трем северовьетнамским дивизиям. Холлингсворт, динамичный, ориентированный на действия офицер, однажды посетил нас в Дукхюэ. Когда майор Эби показал ему на нашей карте базовый район вьетконговцев, известный как ручей Ратьнюм, возмущенного генерала чуть разбил апоплексический удар — он помнил район базирования Ратьнюм еще по предыдущей командировке и был поражен тем, что никто до сих пор «ничего не сделал» с этим местом. Когда майор попытался объяснить проблему мин-ловушек, разгневанный генерал прервал его:

— Вы когда-нибудь слышали о воздухе, майор? Вы уже запросили авиаудары?

Когда бедный майор Эби попытался объяснить, что все наши запросы были отклонены штабом генерала, Холлингсворт прогремел:

— Запросите их сейчас, черт побери, и вы их получите! Я хочу, чтобы этот ручей превратился в одно гигантское озеро!

Но сейчас, как бы мы ни старались, Хаунгиа имела слишком низкий приоритет, чтобы отвлекать жизненно важные вылеты из Анлока; мы не вступали в реальные боевые действия с противником. В результате лучшее, что можно было сделать, — это следить за растущим числом северовьетнамских подразделений, которые обнаруживались на расстоянии удара от провинции, и готовиться к худшему.

В конце апреля северовьетнамцы наконец-то нанесли удар. Впервые я понял, что мы в беде, когда заметил одного из вьетнамских радистов, сгорбившегося над своей трубкой в серьезном разговоре со штабом уезда Кути. Взволнованно переговариваясь, начальник уезда Кути сообщал, что жители общины Чунглап начали эвакуироваться из своих домов. Из правительственного подразделения, расположенного на сторожевом посту к югу от общины, докладывали, что оттуда идет поток беженцев. Целые семьи грузили рис и прочее движимое имущество на телеги, запряженные волами, и покидали место проживания так быстро, как только могли.

Это могло означать только одно. Враг занял Чунглап, и люди бежали от неизбежных военных действий, которые за этим последуют. Я быстро оповестил полковника Бартлетта и вернулся к радиостанции. Дежурный офицер пока не решился вызвать подполковника Хау, так как он, в отличие от полковника Тханя, не любил, когда его будили по ночам. Поэтому дежурные не хотели беспокоить его по любому поводу и вызывали вместо него его заместителя.

К тому времени, когда подполковник Хау узнал о сложившейся ситуации и полковник Бартлетт смог донести до него необходимость своевременного реагирования, было уже слишком поздно. Когда правительственные войска, наконец, прибыли на окраину общины, чтобы вступить в бой с противником, они попали под шквальный огонь сильно окопавшихся захватчиков — общину Чунглап занял северовьетнамский 101-й полк, получив приказ окопаться и держаться, по крайней мере, до тех пор, пока община не будет уничтожена.

В течение следующих тридцати шести часов мы знакомились с новой тактикой противника. Захват населенного пункта был излюбленным приемом коммунистов. Люди становились заложниками, и перед командиром вставала дилемма: как выбить врага, не вызвав лишних жертв среди мирного населения. Такая тактика сводила к минимуму преимущество правительственных войск, обусловленное их превосходством в огневой мощи. Если бы сайгонские войска не проявили сдержанности, то в последующих страданиях и разрушениях население обвинило бы правительство.

В Чунглапе северовьетнамцы решили действовать по-другому. Войдя в общину вскоре после полуночи, они сообщили жителям, что скоро начнутся ожесточенные бои, и призвали их покинуть район. Отсюда и исход воловьих повозок, которые предупредили нас о предстоящем сражении. Пока люди грузили свое имущество, дисциплинированные регулярные войска Ханоя начали окапываться, устанавливая зенитные пулеметы и обеспечивая достаточную глубину и прикрытие своих позиций для защиты от ударов с воздуха, о которых они знали и на которые надеялись. Северовьетнамские войска прикрывали подступы к общине из автоматического оружия, а минометы полка готовились вести огонь по правительственным войскам, продвигавшимся по открытым рисовым полям, окружавшим общину. Военнослужащие 101-го полка как бы предлагали правительству вытеснить их из Чунглапа ударами авиации и артиллерии. Их целью было заставить командующего правительственными войсками «уничтожить общину, чтобы спасти ее».

Община Чунглап — это переселенческий район, населенный в основном беженцами, чьи родовые дома находились в нескольких километрах к северу, на землях, контролируемых вьетконговцами. Таким образом, Чунглап (что, по иронии судьбы, переводится как «нейтральный») был контролируемым правительством населенным пунктом, среди жителей которого было необычайно много семей революционеров. Это были не те люди, которых можно было бы назвать нейтральными. Если бы северовьетнамцам удалось заставить правительство уничтожить деревню, то коммунистические пропагандисты смогли бы призвать ее жителей вернуться в «безопасные» или «освобожденные» районы. Для многих жителей общины Чунглап это означало возвращение в дома своих предков.

Поскольку штурм подступов к общине потребовал бы значительного тактического опыта и определенных потерь, командир 25-й дивизии АРВН, отвечавшей за оборону Чунглапа, решил бомбить позиции НВА. Дисциплинированным ополченцам Хаунгиа, которые, вероятно, смогли бы выбить северовьетнамцев и без авиаударов, такой возможности не дали. Это возмутило полковника Бартлетта, который заметил, что для того, чтобы коммунистическое подразделение вошло в Чунглап, ему необходимо было незамеченным пробраться через район действий 25-й дивизии, и теперь, не сумев прикрыть общину от проникновения противника, командир АРВН собирался уничтожить ее ударами с воздуха, тем самым сыграв на руку врагу.

Авиаудары оказались потрясающими по своей ярости и точности, но упорным войскам 101-го полка удалось удерживать Чунглап почти тридцать шесть часов. К моменту отхода одна из деревень общины перестала существовать, а соседним деревням был нанесен ущерб различной степени