в бою. Тем не менее, войдя в комнату, он вскинул голову. Пленный носил оливковую форму без знаков различия, а его левая щека была залита засохшей кровью из небольшого осколочного ранения под глазом.

Северовьетнамцу не разрешили сесть, и когда полковник Ту зажег сигарету, в комнате воцарилась тишина. Бросив спичку на пол, Ту резко спросил:

— Как тебя зовут?

— До Ван Лань, — ответил заключенный сильным голосом. Его либо не пугала обстановка, либо он был хорошим актером.

— Звание? — отрывисто спросил полковник.

— Солдат[36], — ответил пленный.

— Подразделение?

— Двести семьдесят первый отдельный полк, батальон D8, рота С3, — ответил пленный, дерзко глядя прямо на своего следователя. Пленные должны были вести себя подобающе скромно и смотреть в пол.

— Где сейчас находится 271-й полк? — продолжал давить Ту, который не обращал внимания на дерзость пленного.

— Не знаю. Может быть, в Камбодже, — уклончиво ответил пленный. «Он давит на удачу», — подумал я. Капитан Нга бросил на меня взгляд, который говорил о том, что если бы пленный ответил так одному из его дознавателей из разведотдела, то его бы избили.

— Что ты делал, когда попал в плен? — спросил Ту.

— Нам просто сказали, чтобы мы спрятались там и следили за вражескими силами, которые войдут в этот район, — ответил северовьетнамец.

— Перед тем как переправиться через реку, где укрывалось твое подразделение? — сманеврировал полковник Ту.

— Не знаю. Я лежал в изоляторе с малярией и присоединился к своему подразделению только после того, как оно переправилось через реку. О других его операциях я ничего не знаю. — Пленный был не дурак, он использовал тактику «я ничего не знаю, поэтому не тратьте на меня время».

— Ты знаешь, что это? — спросил Ту, указывая на свою наплечную нашивку и ухмыляясь.

— Да, это эмблема 25-й дивизии, — ответил До Ван Лань.

— А что твои товарищи говорят о 25-й дивизии? — продолжал радоваться полковник Ту.

— Мы слышали, что солдаты 25-й бросят оружие и побегут, как они это и сделали, когда мы атаковали их в Тэйнине, — ответил дерзкий пленный. Мне с трудом удалось подавить смех. Полковнику Ту это смешным не показалось. Он покраснел, и ему ни капли не понравилось высокомерие задержанного. На мгновение мне показалось, что он собирается его ударить. Затем настроение и тон голоса Ту резко изменились. Указав на стул, он вежливо пригласил заключенного сесть, затем предложил ему сигарету. Заключенный согласился, а затем неожиданно заговорил.

— Могу я кое-что спросить?

В комнате воцарилась тишина. Неужели этот буйный северовьетнамец не понимал, что пленные должны отвечать на вопросы, а не задавать их?

— Спрашивай! — буркнул удивленный полковник Ту.

Заключенный произнес.

— Президент Никсон уже уехал в Москву? Правда ли, что мы находимся всего в сорока километрах от Хо Ши Мина? — Он выпалил оба вопроса на одном дыхании, словно боясь, что второй возможности у него уже не будет.

К этому времени большинство зрителей уже начали молча поддерживать обездоленного пленного, в его борьбе умов с высокомерным полковником Ту. Капитан Санг, этнический северовьетнамец, ткнул меня пальцем в ребра и усмехнулся. Мог ли этот задержанный знать, что его упоминание о предстоящем визите президента Никсона в Москву заденет чувства южновьетнамцев по поводу нашей политики разрядки в отношениях с русскими? В тот момент я решил, что должен узнать До Ван Ланя получше.

Полковник Ту снова был выведен из равновесия как дерзостью пленника, так и политическим подтекстом его вопросов.

— Ты был захвачен вооруженными силами Республики Вьетнам в сорока километрах от столицы Сайгона, — прорычал полковник. — А президент Никсон еще не уехал в Москву. — Указав на тюремщика, подчиненного капитана Нга, Ту дал понять, что допрос окончен.

Я немедленно связался с полковником Бартлеттом, с разрешения которого я хотел вывести До Ван Ланя из обычной процедуры обращения с военнопленными. Для этого нам нужно было получить разрешение руководителя провинции. Обычно пленный северовьетнамец оставался в Хаунгиа всего несколько дней, что было достаточно для допроса, который проводил грубый и некомпетентный сержант Трань. Если существовал хотя бы отдаленный шанс добиться от пленного сотрудничества, то один сеанс беседы с сержантом Транем ставил на этом жирную точку. Если мы не вмешаемся, солдат До Ван Лань вскоре окажется в южновьетнамском лагере для военнопленных.

Полковник Бартлетт медлить не стал, и уже через час я сидел в кабинете капитана Нга и ждал пленника. Когда его ввели, я сразу почувствовал, что это не тот человек, которого я наблюдал утром во время словесной дуэли с полковником Ту. Тот До Ван Лань стоял прямо, смотрел в глаза своему дознавателю и говорил смело, когда к нему обращались. До Ван Лань, стоявший же сейчас передо мной, был замкнутым, угрюмым и подавленным, будто тень того первого человека. Я вздрогнул, уверенный, что его только что допрашивал и издевался над ним сержант Трань, однако капитан Нга утверждал, что ничего подобного не было. После встречи с полковником Ту пленного допрашивал один из его лейтенантов — человек, методы работы которого были гуманными. Пленный повторил, что последние два месяца провел на карантине где-то в Камбодже, выздоравливая от малярии, полученной во время прогулки по «тропе Хо Ши Мина». Он продолжал утверждать, что ничего не знал об операциях, местах дислокации и намерениях своего подразделения. Нга настаивал на том, что с ним обращались гуманно.

Такие изменения в поведении пленного северовьетнамца меня озадачили, но я списал это на травму, полученную в плену, и приступил к реализации своего плана действий. Представившись, я протянул ему руку и сказал, что мы с ним поедем на несколько дней в «мой дом». Понял ли он? Ошеломленный тем, что я говорю на его языке, пленник замешкался, но потом, не выдержав, схватил меня за руку и кивнул, что понял. Капитан Нга бросил на меня растерянный взгляд, скрестив запястья. Хочу ли я связать пленника? Я покачал головой и направился к выходу, пригласив До Ван Ланя следовать за мной. Когда мы пересекали двор штаба, офицеры и сержанты штаба переглядывались, понимая, что мой спутник — один из пленников Нга.

Первую остановку мы сделали в доме филиппинского врача, работавшего в провинциальной больнице. Врач с готовностью обработал осколочное ранение под глазом пленного. После этого мы направились через переулок в мой дом, где охранник пропустил нас, не удостоив и взглядом — охрана уже привыкла к пестрому набору спутников, с которыми я входил и выходил из виллы.

Я предложил Ланю сесть. И снова была заметна его неловкая реакция на происходящее. Опустив глаза, он лишь кивал головой в ответ на