Шрифт:
Закладка:
Они улыбаются, покидая дом Якоба ван Лооса, но идут молча все те пять минут, что требуются на дорогу до собственного дома. Нелла хочет сказать так много, хочет спросить, почему никто не понимает, что она пытается сделать, но она устала и погружена в себя.
Отто толкает тяжелую входную дверь, из темноты появляется Корнелия, чтобы их поприветствовать. Нелла смотрит на помещение, похожее на пещеру. Голые стены и атмосфера скорби.
– Что такое? – спрашивает Корнелия. – Что случилось?
Слова сами собой вырываются из Неллы, она не пытается их остановить:
– Тея – грубое, неблагодарное дитя.
Долгое мгновение все потрясенно смотрят на Неллу.
– Что? Она считает, что знает, как устроен мир, – продолжает та. – И что ее будущее сложится именно так, как она хочет. Но все не так. Она будет прозябать в бедности. И я больше не собираюсь нести за это ответственность.
– Нелла, – предупреждающе произносит Отто.
– Нет. Я сыта вами по горло.
– Мадам, – умоляет Корнелия, заламывая руки.
– Вы все всегда делали что хотели. Йохан шел своим путем. И из-за этого я никогда не могла идти своим. Вы с Марин, Отто, следовали желаниям своих сердец. А теперь Тея, упрямая, как ее мать, нахально разговаривает с Якобом! Сидит здесь и отказывается от моей помощи!
– Не говори о Марин и ее сердце, – хмурится Отто.
– Буду, – огрызается Нелла. – Она оставила меня разбираться со всем этим.
– Оставила тебя? – недоверчиво переспрашивает он.
Нелла настолько зла, что слова с силой выходят из нее и она не в состоянии их удержать. Ей невыносимо то, как они все на нее смотрят, словно она сошла с ума.
– Откуда тебе знать, что я хочу делать? – спрашивает Отто. – Ты ничего не знаешь обо мне и Марин. И когда это я тебе мешал идти своим путем? Господи, когда же ты наконец перестанешь себя жалеть?
– Вы оба, перестаньте, – призывает Корнелия.
Тея неподвижно стоит, скованная словами, брошенными тетей и отцом друг другу.
– Ты могла бы выйти замуж, – продолжает Отто, не обращая внимания на просьбу Корнелии. – Ты не перестаешь постоянно твердить о нашей бедности. Ты понятия не имеешь, что это такое. И тебе было восемнадцать, когда умер Йохан. Восемнадцать! Твоя жизнь едва начиналась.
– Конечно, – говорит Нелла, указывая на Тею. – А потом появилась она. Я была вынуждена растить ребенка, или ты забыл?
– Она не была твоим ребенком. Ты не обязана была ее растить. На случай, если ты забыла.
Его слова звучат как удар. Нелла поворачивается к Тее, которая смотрит на нее широко раскрытыми глазами. «Я хотела о тебе заботиться», – хочет сказать Нелла, но слова никак не выходят.
– Всегда можно начать сначала, – продолжает Отто. – Так или иначе. Я знаю это лучше, чем кто‐либо из вас. Правда в том, Нелла, что ты никогда этого не хотела. Ты могла бы покинуть этот дом. Могла бы родить своих детей. Но ты этого не сделала, а сейчас жалеешь. И поэтому мы все оказались в гостиной Якоба ван Лооса.
– Перестаньте, перестаньте! – Корнелия начинает всхлипывать.
– Ни одно доброе слово о Йохане, с тех пор как он был убит, не оплатило дрова, чтобы мы могли согреться, – говорит Нелла, собрав все оставшиеся силы. – Не оплатило еду, чтобы накормить Тею, не оплатило портного, чтобы она могла носить одежду. Ни одна гильдия не пришла нам на помощь. Никто из соседей не позаботился. Мой муж был убит, ее мать мертва, и единственное утешение, которое мы находили, – это деньги, настоящие деньги. И они спасли нам жизни.
– Мы спасли друг друга, – возражает Корнелия.
– Нас спасли деньги, – жестко обрывает Нелла. – Деньги – наш щит. И оружие. И благословение. И кто научил меня этому? Твоя мама, Тея. Твоя мама, которая в итоге взяла на себя больше, чем смогла вынести, оставив нас в таком затруднительном положении. Она взяла в любовники твоего отца под покровом мрака, а дьявол принес последствия…
– Нелла, прекрати, – угрожающе сжимает кулаки Отто.
– Якоба ван Лооса не волнует история Йохана и Марин Брандт, и это просто чудо. Каковы шансы найти второго такого человека?
– Если тебе так нравится Якоб, – выкрикивает Тея, и злость в ее голосе заставляет всех умолкнуть, – то сама выходи за него замуж!
Наступает тишина. Никогда еще они не спорили так жестоко, и Нелла чувствует ужас, пульсирующий в крови от грядущих последствий. Потрясенная, она неверными шагами поднимается по лестнице, словно возвращение в свою комнату сможет положить этому конец, хотя все только начинается.
Лица домочадцев поворачиваются к ней из темного холла. Даже в тусклом свете свечей Нелла может разглядеть гнев на лице Отто, и торжество Теи, наконец высказавшей свое мнение, и то, как широко раскрыты глаза Корнелии.
– Тея, – говорит Нелла, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал ровно, – твоя мать зачала тебя втайне. Родила тебя втайне. Умерла за тебя втайне. Твой отец впал в такое глубокое горе, что в день твоего рождения едва мог на тебя смотреть. Он заявляет, что заботится о твоих нуждах, но правда в том, что он настолько боится потерять тебя, что неосознанно ограничивает твои шансы. Если я чему и научилась за последние восемнадцать лет, так это тому, что есть лишь две вещи, на которые можно положиться: ты сама и гроссбух. Но мы потеряли наше состояние. Те деньги, которые никогда не заканчиваются, независимо от того, сколько ты выбросил на ветер? Мы их потеряли. Позор Йохана и твоей матери – это наш позор. Твой позор. Ты будешь носить его до конца своих дней. Так что теперь у тебя есть только ты сама.
Все трое внизу стоят, застыв, и смотрят на Неллу словно зачарованные.
– Выйди замуж и оставь эту семью, Тея, как я вошла в нее, выйдя замуж. Уйди, если сможешь. Другого выбора нет.
XVII
Когда на канал наконец‐то приходит весна, в доме на Херенграхт наступает вторая зима. Небо становится все ярче, а внутри тускнеет свет. Обитатели спотыкаются в полумраке, в темных углах и захламленных коридорах. Корнелия убирает меховые воротники и тяжелые плащи, достает более легкие, но они никуда не ходят всей семьей. Ни в зверинец, ни полюбоваться на цветущий сад, ни даже на
