Нелла вскакивает с места.

– Твою судьбу, – говорит она. – Ты не можешь продать дом. Я не позволю тебе распоряжаться Ассенделфтом.

– Тогда земля, – предлагает Отто, перехватывая взгляд Неллы, но, как и она, не двигаясь с места. – Отдай нам землю.

– Нет. Вам придется искать другое место для становления своей империи.

Ото возмущенно вскидывается.

– Империи? Речь не об империи.

– Нет?

– Нелла, не надо вставать в позу только потому, что у тебя нет идеи получше. Не будь мелочной.

– Это не мелочность, это здравый смысл!

– Ты готова провести в плену этого города еще восемнадцать лет? – спрашивает Отто. – Крошечная жизнь, законсервированная в желе. А там дом и земля стоят пустые. Готовые. Вот это – здравый смысл. Ананас может стать для нас чем‐то бо́льшим, чем просто фрукт.

– Нет, – качает головой Нелла. – Пусть моя жизнь крошечная, но то, что ты предлагаешь, – это слишком большой риск. Я не откажусь от идеи с Якобом.

Отто проходит к двери и с ожесточением распахивает ее. Воздух между ними похож на открытую рану. Прежде чем переступить порог, он поворачивается к Нелле:

– Чего это будет стоить?

– Я там родилась, – твердо отвечает Нелла. – И там – прошлое. Я не могу позволить тебе выбросить будущее твоей собственной дочери, как мои родители выбросили мое.

Отто захлопывает за собой дверь. Нелла остается сидеть, стараясь не расплакаться.

XV

На третьей мизерикордии, слева от алтаря, вырезаны мужчина и женщина. Деревянная пара находится в равновесии, руки и стопы прижаты друг к другу, а тела отклонены. Тея смотрит на них сверху вниз. Пытаются ли они разжать пальцы и оттолкнуться ногами или, наоборот, держатся как можно крепче, чтобы спасти друг друга от падения?

Кажется, что мужчина морщится, отворачиваясь, а женщина в аккуратном чепце, похожем на идеальную сферу, смотрит на него в нерешительности. Они ссорятся, но никогда не отпустят друг друга. Тея пристально глядит на крохотную парочку, не в силах постичь мораль их истории. А мораль точно есть, это же Старая церковь в Амстердаме.

Девушка выпрямляется, оглядываясь по сторонам, опасаясь, что за ней могут наблюдать, но в Старой церкви незадолго до полудня почти никого нет. Пожилой мужчина размышляет в одиночестве, держа в руке шляпу, да пара женщин медленно идут бок о бок по холодным плитам. В углу стоит пара, они скорее пришли на свидание, чем на религиозный обряд. Никто не замечает присутствия Теи. Под юбкой девушки спрятаны сто гульденов и записка с требованием. Она осторожно вытаскивает деньги.

Сбежав от тети под предлогом покупки рыбы для Корнелии, Тея пешком отправилась на Раамстраат в Йордане, чтобы найти картографа, выбранного в справочнике. Свернутая карта Африки – на дне корзины. Тея не сомневалась, что картограф попытается ее обхитрить. Она привыкла, что мужчины, стоящие по другую сторону аптечного прилавка, рыбных и мясных лавок, всегда недооценивают ее из-за пола и цвета кожи. Вот и в лавке картографа – все то же самое, но Тея недаром провела рядом с Корнелией восемнадцать лет. Во время походов на рынок она научилась многим полезным вещам: торговаться, даже флиртовать – утомительно, но эффективно, а иногда и необходимо, – а также заверять, что у нее на примете есть пара других скупщиков, которые могут предложить лучшую цену.

Тея знала, что карта высокого качества – и действительно, ни одна карта Африки в лавке не была такой подробной. Глаза торговца расширились, когда девушка развернула свое сокровище, но потом он быстро изобразил безразличие, как будто ему показывали заурядную карту, какие он видит каждый день. В итоге Тея выручила двести пятьдесят гульденов. Продавать карту ей было не так уж жаль – конце концов, это всего лишь лист бумаги, а вот те листы бумаги, которые она получила в распоряжение, обладают гораздо большей властью. Тея слышала эти слова от тети много раз. Если за деньги можно купить своего рода свободу, то можно купить и молчание.

Карта ко всему прочему напомнила Тее о том, как скучна ее собственная жизнь. И теперь у нее есть лишние гульдены, которых достаточно, чтобы обручившаяся пара могла заплатить священнику за обряд и сбежать в Париж. Пряча деньги в мизерикордию с враждующей парой, Тея думает, насколько проще во многих отношениях быть Катариной или Элеонор Саррагон. Быть богатой, пассивной, иметь кожу правильного оттенка; не переживать о том, откуда берутся деньги, не сомневаться в их источнике. Не прятаться, не беспокоиться постоянно о чужих слухах и взглядах. Делать то, что хочешь, потому что ты этого хочешь. Быть свободной.

Убедившись, что деньги надежно спрятаны, Тея направляется в дальний восточный угол церкви. Здесь похоронена ее мать. Девушка вспоминает крошечную копию на чердаке, погребенную в темноте кедровой стружки. Тея навещает могилу не так часто, как следовало, но, по правде сказать, делать это так же странно, как красться на цыпочках по чердачной лестнице и разглядывать миниатюру. Благодаря тому, как тетя и отец обходят стороной тему отсутствия ее матери, она кажется куда более настоящей, и молчание создает образ женщины-призрака, которую Тея видела в углу комнаты.

Как предаваться воспоминаниям у могилы, когда у Теи нет ничего, что можно вспомнить, когда ей все равно не расскажут историю Марин? Все, что Тея чувствует, думая о матери, – это смятение, зияющую пустоту, компас без стрелки. Несмотря на это, девушка стоит у подножия последнего пристанища матери, а свет сквозь витражи раскрашивает серые камни в бледно-желтый и зеленый цвета, с вкраплениями рубинового и голубовато-сливочного. Могилу Марин отмечают три слова: «Все может измениться».

Обнадеживающее послание, но, поскольку это Амстердам, оно, конечно же, является и предупреждением. Ночь вернется снова, не расслабляйся. Обустраивай свое гнездышко, но не молись деньгам. Мать смогла бы понять, что любовь Теи к Вальтеру останется, несмотря на все испытания. Что Тея будет платить, лишь бы избежать скандала, что она будет усердно работать, лишь бы сохранить видимость приличий. Тея хорошо этому обучена. Она сделает все, что потребуется. В конце концов, именно так поступила ее мать, полюбив мужчину, которого не одобрило бы общество.

Я знаю, чем вы занимались с Вальтером Рибеком.

Тея поеживается, оглядываясь на мизерикордию. Но там никого нет.

На улице искрится яркий день, солнце светит обнадеживающе. Тея довольна, что поступила так решительно. На миг ее посещает мысль отправиться в Схаубург, найти там Вальтера и рассказать, что произошло и как быстро она со всем справилась. Тее нравится находить все новые и