в раму или нет. «Это как раз то, что можно продать», – думает Тея. Холод и темнота чердака становятся невыносимы, странные куклы выбили девушку из колеи, поэтому, больше не раздумывая, она вытаскивает свиток, опускает крышку сундука и возвращает на место защелки. Внезапно ее захлестывает волна решимости. Медленно и молча, все еще сжимая в руке свою находку, Тея отходит от крошечных родителей, ступает на цыпочках по полу, украшенному серебристыми пятнами лунного света. Бросив последний взгляд на сундук, она спускается по лестнице, прочь из царства мертвых.

В своей комнате Тея зажигает огарок свечи и разворачивает свиток, с удивлением не обнаружив там ни изящного пейзажа с водяной мельницей или фермой, ни изображения крестьянских торговых палаток, которые она так часто видела на рынке. Это подробная карта Африки. Кто‐то написал на ней: «Погода? Пища? Бог?»

Тея не узнает почерк. Она не узнает названия «Дагомея» [17] на нижнем западном побережье, там, где сделаны надписи. Но карта сама по себе прекрасна, Тея видит это даже при свете свечи. Тщательный рисунок, скрупулезное внимание к рельефу. Тея волнуется все сильнее: за это можно выручить неплохую сумму, даже несмотря на три сделанных чернилами вопроса. Они даже могут повысить стоимость. Можно придумать историю их возникновения.

«Мы – семья искателей приключений, – сочиняет она, обращаясь к воображаемым картографам на Раамстраат. – В конце концов, мы выходили за границы нашего ковра».

Тея сворачивает карту и прячет ее за спинку кровати, чтобы не заметила Корнелия, если придет утром. Сон до рассвета короток и прерывист. Тее снится, как из сундука на чердаке высовывается рука ее кукольной матери, маленькая восковая ладонь раскрывается, протягивая букет извивающихся пауков. Пауки кувыркаются, их лапки превращаются в чернильные линии на карте, обвивающие горы и озера, которых Тея не узнает, – новый и враждебный мир.

XIV

Скупщик картин стоит в столовой перед «Кораблекрушением» Бакхейзена. Это не тот человек, что покупал предыдущие картины. Нелла постаралась сгладить неловкость, выбрав нескольких продавцов из справочника. Новый скупщик, де Вриз, – высокий молодой человек с такой внешностью, словно сам привык позировать для портретов, а не продавать их. Он ничего не знает о других произведениях искусства, которые покинули этот дом, завернутые в шелк и мешковину. По крайней мере, Нелла надеется, что он этого не знает, иначе почует ее отчаяние. Но, разумеется, у него есть глаза. И он прекрасно видит голые стены.

– Хорошая, – говорит де Вриз, и Нелла снова удивляется.

Не то чтобы она не ожидала высокой оценки, в конце концов картину покупала Марин, но удивительно, что де Вриз это признает. Нелла привыкла, что скупщики тянут до последнего, выбивая скидку, гримасничают, делают что угодно, лишь бы купить подешевле. Она гордится тем, что знает все их уловки, и по большей части она всегда добивалась хороших денег за вещи, который украшали ее жизнь последние восемнадцать лет. Пока де Вриз оценивает картину, Нелла размышляет, что происходит с человеком, когда исчезают его фантастические картины, живые истории, оправленные в тяжелые дубовые рамы? Он придумывает вместо них новые? Нелла так привыкла к этим разнообразным картинам, даже к тем, которые не любила, – убитым зайцам, окровавленным птицам, гниющим фруктам, – этим неустанным напоминаниям Марин о том, что время течет и смерть неизбежна. И пусть Нелле никогда не нравились эти мачты, похожие на распятия, белые глаза моряков, навязчивое напоминание о том, что путешествия опасны, но в то же время захватывающи – она будет скучать по этому пейзажу. Это была любимая картина Марин. После ее продажи стены дома станут полностью голыми.

– Рама покрыта сусальным золотом, – говорит Нелла. – Полагаю, вы захотите купить и ее.

Де Вриз медленно моргает. Его песочного цвета ресницы и розовые щеки напоминают Нелле поросенка. В дверях мелькает движение, и в комнате появляется Тея, не подозревающая, что Нелла не одна. Девушка выглядит странно виноватой и замирает, увидев де Вриза. Нелла замечает быстрый проблеск удивления на лице скупщика, прежде чем оно снова становится гладким. Думается, все, что он делает по работе, он выполняет безукоризненно и невозмутимо. Нет ничего удивительного для вдовы – жить в роскошном доме на канале Херенграхт, в стенах, лишенных каких‐либо украшений. Самая обычная в мире вещь, когда Тея входит одетая не как служанка, а как благородная леди, в строгой черной юбке и аккуратном чепце цвета золотистой свежей луковицы. Де Вриз взирает на Тею так, словно она натюрморт.

– Где папа? – спрашивает Тея.

– Выйди, – велит в ответ Нелла. – Это сеньор де Вриз. Он оценивает для меня картину.

Де Вриз кланяется, но Тея не двигается с места.

– А папа знает, что ты продаешь эту картину? – спрашивает Тея, и вопрос вызывает у Неллы жгучую ярость.

С чего племянница решила, будто ей требуется разрешение Отто, чтобы продать картину?

«Эти картины были доверены мне, – хочет сказать Нелла. – И я не обязана отчитываться ни перед твоим отцом, ни перед восемнадцатилетней девчонкой. Я могу поступать с этой картиной как пожелаю».

Мысли снова возвращаются к чертежам и расчетам, разбросанным на полу гостиной. Сложным, подробным, вызывающим боль. Соучастники Отто и Каспар – самодовольные мужчины. Нелла сжимает кулаки и заставляет себя их разжать. Ее не сломят рисунки печей и фруктовых садов.

– Прошу извинить меня, сеньор, – говорит Нелла. – Я оставлю вас для осмотра.

Де Вриз снова кланяется:

– С удовольствием, мадам.

В коридоре Нелла поворачивается к Тее.

– Что случилось? – спрашивает она у племянницы, понизив голос.

– Ничего не случилось, – отвечает девушка, но вид у нее почти лихорадочный: круги под карими глазами, а сами глаза ярко блестят, в движениях проскальзывает беспокойство, что совершенно ненормально. – Ты действительно продаешь картину?

– Нам нужны деньги, – шепотом объясняет Нелла, безуспешно пытаясь скрыть обвиняющий тон.

– Я в этом не виновата, – огрызается в ответ Тея.

Девушка разворачивается, чтобы уйти, набрасывая на плечи плащ.

– Пойду куплю Корнелии лещей. – Внезапно она останавливается. – Из-за чего вы ругались прошлой ночью?

– Мы не ругались.

– Еще как ругались. Я слышала.

На миг Нелле хочется соврать. Она совершенно не желает вдаваться в подробности, пытаться что‐то объяснить.

– Здесь был Каспар Витсен, – говорит она. – Твой отец пригласил его, пока нас не было дома.

– Ботаник? – Тея округляет глаза.

– Похоже, что после бала у Саррагон они с твоим отцом строили тайные планы.

– Какие планы?

– Лучше попроси отца тебе рассказать. У меня сейчас нет времени.

Нелла разворачивается, чтобы вернуться в столовую, но Тея хватает ее за руку.

– Расскажи мне, тетя Нелла. Пожалуйста.

Между женщинами повисает долгое молчание.