Шрифт:
Закладка:
– Лучше, чем жизнь лгуна.
Нелла обводит бумаги нервным жестом.
– У нас нет капитала на эти твои фантазии. Где ты собираешься его взять?
Отто отводит взгляд, и Нелла, почуяв слабину, решительно продолжает:
– Отто, этот дом – дом Йохана и Марин – служил мне пристанищем восемнадцать лет, а тебе – еще дольше. Это не ложь. Он надежен. И стоит в одном из лучших мест…
– Опять ты завела старую песню! – перебивает Отто. – Что толку в лучшем квартале, если ты используешь его, чтобы свести мою дочь с первым, кто обратит на нее внимание? Если ты продаешь по дешевке наследие ее матери, чтобы оплатить наше притворство?
Нелла пытается обуздать гнев.
– Мы должны удержать Якоба. И этот дом только укрепляет его интерес к Тее, разве ты не видишь?
– А ты думала, почему он проявляет к ней интерес?
– Что ты хочешь сказать?
Отто устало морщится.
– Как ты думаешь, почему он выбрал Тею? – задает он вопрос.
– Потому что она ему нравится!
– Она ему нравится. Я уже видел такое раньше, Нелла. Интерес молодых мужчин, подобных Якобу, к девушке, что выглядит как Тея. Я видел эту симпатию, как ты говоришь, и что с ней потом происходит. И я этому не доверяю. Будто моя дочь – диковинный вид бабочки, которую он никогда раньше не встречал. Он приколет ее к доске в своей коллекции, а потом забудет о ней, как только увидит другую пару блестящих крылышек.
Отто злится. Нелла поднимает на него взгляд и с ужасом замечает в его глазах слезы. Нелла чувствует, что теряет нить разговора.
– Тея не бабочка, – произносит она.
– Я знаю. Но ты слишком уж ценишь его мнение.
– А ты, наоборот, не даешь ему ни шанса. Тея – жительница Амстердама, которой нужна уверенность в будущем, и наш дом – олицетворение этого! Надежный, респектабельный, состоятельный. Он привлек внимание Якоба, и Якоб увидел в нем Тею.
Отто утирает глаза и упрямо смотрит на Неллу, но она не сдается:
– Кто увидит ее, Отто, если она будет сидеть в сарае на краю света, в ожидании, пока вырастут твои ананасы?
– У нас голые стены. Это твой Якоб тоже видит. У нее жалкое приданое.
– Не такое уж жалкое. Мы копили для нее. И теперь есть деньги за картину.
Отто поднимается и отходит к окну.
– Двести гульденов? В каком мире ты живешь, если считаешь, что они поженятся?
– Тебя не было вчера в театре. Ты недооцениваешь собственную дочь. И Якоба.
– А что скажет ван Лоос, когда узнает, что я больше не состою в Ост-Индской компании?
– Этого Якобу знать не надо, Отто, – отвечает Нелла, понизив голос. – Не забывай, он пригласил нас на ужин в воскресенье. Думаю, ты не сможешь отказаться.
– Ты обманываешься.
– Я обманываюсь? – Нелла снова указывает на бумаги.
– Ты говоришь о своих мечтах, Нелла, не о мечтах Теи. Она не любит Якоба.
– Любовь здесь ни при чем! Ты понятия не имеешь, что значит быть женщиной. Быть бессильной.
Отто поворачивается к ней лицом:
– Поверь мне, Петронелла. Я догадываюсь.
Нелла рассматривает щели в половицах, по которым столько лет ступали ее ноги: дерево блестит, отполированное тысячами тысяч шагов.
– Ты могла хотя бы выслушать Каспара Витсена, – продолжает Отто, и Нелла слышит, как тяжело ему сохранять спокойствие. – Планы…
– Наше будущее – в колючих плодах? Мой отец тоже разводил плодовые сады. Яблоки для сидра. Вишню для бренди. И куда это его привело? Каспар не предприниматель, Отто. Он не Йохан…
– Йохан тоже рисковал и был вознагражден. Ты забыла, что я много лет работал с ним бок о бок…
– Вознагражден? – Нелла смеется. – Йохан поднялся слишком высоко к солнцу! И посмотри, чего нам всем это стоило. Ты хочешь потащить нас в забытую Богом дыру, где мы должны влачить жалкое существование, выковыривая землю из-под ногтей, ради планов бывшего университетского ботаника?
– Ассенделфт – это не край света.
– Ты никогда не был в Ассенделфте.
– Но я был на краю света. Так или иначе, я открою это дело с Каспаром Витсеном.
Задыхаясь, они замолчали. Им никогда не приходилось раньше так ожесточенно спорить, но сейчас они начинают выражать свое отношение к тупику, в котором застряли.
Нелла делает глубокий вздох.
– Я спрошу еще раз: на какие деньги вы собираетесь строить теплицы? – не в силах понизить голос, произносит она. – Эти хитроумные приспособления? Навесы? Системы печных труб? На какие шиши ты закупишь стеклянные панели? Семена, бутылки, не говоря уже о деньгах для работников? Это безумие, Отто. Мы не Клара Саррагон, мы не можем позволить себе личных ботаников, чтобы хвастаться ими на балах!
– Нет, мы не она, и слава богу!
– Итак, в последний раз спрашиваю: как ты собираешься все это себе позволить?
Отто делает паузу:
– Я продам этот дом.
Нелла не мигая смотрит на него.
– Что?
– Нет других способов воплотить эту идею в жизнь. Я сделал оценку дома.
– Когда?
– Не важно когда. Дом стоит четыреста тысяч гульденов.
Наступает гнетущая тишина. Отто стоит у окна, глядя на величественный канал Херенграхт. Нелла оседает на кровать, не замечая, что придавливает бумаги с планами, у нее кружится голова. Сумма астрономическая, эфемерная, но она ощущает ее как физический удар под дых.
– Ты же несерьезно, – шепчет Нелла непослушными губами. – Ты просто не можешь ожидать, что я перееду туда обратно.
– Почему нет? – пожимает Отто плечами. – Разве можем мы с уверенностью сказать, что этот город такой, каким был прежде?
– Город постоянно меняется. И он может дать нам все. И этот дом, здесь все, что нам требуется, чтобы получить желаемое.
Нелла чувствует, как внутри нарастает паника, как привычная и знакомая жизнь выходит из-под контроля.
– Этот дом демонстрирует миру, кто мы есть.
– Это пустышка. И ты сама это знаешь.
– Ты предашь память Йохана и Марин. Нашу жизнь здесь. Ты ни разу не был в Ассенделфте и хочешь избавиться от этого величия?
– Величия? – с презрением повторяет Отто. – Величия таких людей, как Клара Саррагон? Как мои хозяева из ОИК? Как жены торговцев гильдии, которые перестали обращать на тебя внимание? Я знал много Клар Саррагон. Больше, чем ты можешь себе представить. И их мужей тоже. Я отказываюсь и дальше с ними знаться. Дело не в том, что я хочу хвастаться на светском приеме кусочками тостов с приправой, которую я приготовил на кухне.
– А в чем тогда дело? Почему ты взаправду хочешь так поступить? Что, опять прикроешься Теей?
Настал черед Отто растеряться.
– Это еще что значит?