Шрифт:
Закладка:
Тея снова смотрит на записку, не в силах взять ее в руки. Ее тошнит от одной только мысли, что там может быть написано. Но никто из семьи не должен ее увидеть, поэтому девушка заставляет себя собраться с духом и прячет записку в карман. Оставив Лукаса в жизнерадостном холодном солнечном свете, Тея отступает обратно в полумрак, как можно тише закрывая входную дверь. С колотящимся сердцем она поднимается по лестнице в свою комнату и открывает конверт, едва заперев дверь.
«Не надейся, что любовь, которую ты испытываешь, видясь с ним, сильнее того вреда, который я могу тебе причинить. Такое дерзкое бесстрашие тебе не поможет, но еще сотня гульденов заставит меня замолчать. Иначе я расскажу Кларе Саррагон, и весь город об этом узнает. В это воскресенье, в Старой церкви, в том же месте: третья мизерикордия слева от алтаря. Никакое золотое платье не скроет того, что ты сделала».
Тее кажется, что она видит сон. Ничего не кончилось, как она вообще могла подумать, что все уже позади? Упоминание о золотом платье вызывает у нее озноб, не говоря уже о Кларе Саррагон. Тон записки напыщен, и при других обстоятельствах над ним можно было бы посмеяться, но тот, кто писал ее, говорит правду. Рассказать Кларе Саррагон о своей любви к Вальтеру означает безвозвратно разрушить свою судьбу и судьбу всей семьи, даже несмотря на то что Тея с Вальтером вроде бы как помолвлены. Они должным образом не обвенчаны в церкви, а даже если бы и обвенчались, этот брак не был бы одобрен отцом и тетей. Она навлекла бы очередной скандал на свою семью.
Тея представляет, как обо всем узнает отец. Представляет Корнелию и ее разочарование. Ярость и горе тети. Трясущимися руками девушка складывает послание и прячет его в тайник с миниатюрами и первой запиской. Она хочет сохранить эти ужасные послания как доказательство того, что с ней действительно происходило нечто подобное, что это не было плодом ее разыгравшегося воображения. Что это не сон. Пусть тетя Нелла и говорит, что у Теи нет шрамов, но разве тетя Нелла в этом понимает? Она сама так боялась жить, что никогда бы не получила подобной записки.
Упав на кровать, Тея размышляет, как защитить себя и Вальтера от злобного чужого упорства. Достав из сундука миниатюры, она пытается взглянуть на них глазами своей тети. Изучает куклу Вальтера, его кисти, предплечья, ноги, лицо – все его тельце – в поисках указаний, которые когда‐то получала тетя Нелла. Тея снова смотрит на палитру возлюбленного, на его кисть, пытаясь отыскать то, что могла пропустить раньше. Но кукольный Вальтер абсолютно такой же, каким он появился на пороге ее дома в январе. Застывший в моменте. Вальтер не изменится, на Вальтера можно положиться. И к тому же в последнее время не приходило никаких новых миниатюр… Возможно, Тея и не нужна миниатюристке.
И в ту же минуту Тея понимает, как она поступит. Осознание успокаивает ее. Задумка рискованная и может не сработать. Но никто другой за Тею этого не сделает. Не должен и не может.
Это только ее проблема.
* * *
В Старой церкви оживленно, но, к счастью, рядом с мизерикордиями никого нет. Тея достает из сундука вторую пачку гульденов и кладет ее рядом с вырезанной в дереве парой. Вместо того чтобы покинуть церковь, девушка прячется за ближайшей колонной, чтобы наблюдать. Она будет ждать здесь весь день и всю ночь, если потребуется. В первой записке говорилось, что мизерикордия будет проверяться ежедневно, а сейчас еще так рано, есть шанс, что кто‐то придет сегодня. И, кроме того, Тея – дитя Амстердама: она знает, как должно вознаграждаться терпение. Она умеет наблюдать, оставаясь незамеченной.
Несколько часов она проводит здесь, наблюдая за Амстердамом. За горожанами, которые приходят помолиться, пообещать Богу, что в этом месяце, в этом году, в этой жизни они станут лучше. Возможно, они торгуются с Богом: если он дарует им то, чего они желают или в чем нуждаются, – деньги, хороший урожай, новую работу, здорового ребенка, – они каким‐то чудом преобразятся. Тее интересно, что Бог думает об этих бесконечных обещаниях, которые неизбежно останутся невыполненными? Наверное, он привык.
Тея наблюдает еще и за мужчинами, которые приходят в Старую церковь заключать деловые сделки – без сомнения, тайные, потому что иначе почему они занимаются этим здесь, а не на бирже или в гильдиях? Это заставляет девушку вспомнить своего отца, который тоже по секрету разрабатывал план для Ассенделфта, – и то, какими неприятными последствиями это все обернулось. Может быть, он тоже где‐то здесь, молится, стоя на коленях, о решении их проблем, а в нескольких метрах, под плитами, покоится прах его возлюбленной… Тея гадает, узнает ли она когда‐нибудь, что происходило между ее отцом и Марин Брандт. Корнелия говорила тете Нелле, что нам не положено знать все о других, потому что, открыв о себе все, человек исчезает. Тея смотрит в дальний восточный угол, где без каких‐либо опознавательных знаков лежит ее мать. Возможно, некоторые семейные секреты лучше оставить под покровом тайны.
Тея чувствует прилив нежности к отцу, вспоминает, как вспыхнули его глаза, когда он увидел ее в день рождения. Тетя Нелла ошибается: он не боялся смотреть на свою дочь в день смерти Марин Брандт. Он раскрыл ей объятия и сказал, что Тея совершенство. И тетя Нелла не права в том, что он испортит будущее Теи. Никто из них этого не сделает.
Проходит еще несколько часов, и Тея окончательно теряет счет времени. У нее начинают ныть ноги, а желудок требует фриттеров Корнелии. Наступает вечер; мальчик из церковного хора зажигает свечу за свечой. Тее очень хочется сесть прямо на пол, чтобы дать отдых ногам, но она понимает, что даже при свечах станет слишком заметна. Поэтому, собрав всю оставшуюся решимость, она продолжает ждать. И наконец, когда колокол пробивает восемь и Тея начинает беспокоиться о том, как объяснить семье свое отсутствие, она замечает движение у мизерикордии.
Шуршание плаща. Женская спина, голова в капюшоне склоняется над резной парой, а рука шарит, пытаясь нащупать, есть ли что внутри. У
