– Нарушив распоряжение полиции, вы открыли номер и похитили улику. Тем самым помешали розыску по убийству. Это серьёзное преступление. Будете отвечать по закону. Одевайтесь, отправляйтесь в сыскную полицию, далее в Литовский замок [44].

– Г-г-господин Ванзаров, – Андреев принялся истово креститься, чуть руку не вывихнул, – клянусь… Клянусь спасением души, что ни я, ни кто из прислуги в номер не заходили… Клянусь вам, господин Ванзаров… Всем настрого приказал… Да кто посмеет ослушаться… Клянусь вам.

Разыграть такой страх нельзя. Если бы Андреев получил за услугу, сейчас бы сообразил, что пятьдесят или сто рублей, на которые покусился, не стоят свободы и потери гостиницы. Пройдоха считать умеет.

– Да и кому в голову взбредёт зайти… На этаже одна горничная… Она девка робкая, тихая, не посмеет ослушаться… Клянусь вам… Вот вам крест! – Андреев не переставал обмахиваться. Сильно испугался.

– Зовите горничную.

Андреева как сквозняком сдуло.

– Хорошо, что вы не мой начальник, – сказал Аполлон Григорьевич. – Дракон какой-то, а не чиновник сыска. У меня чуть сердце не выпрыгнуло.

Хозяин гостиницы втолкнул в номер женщину в сером платье с белым передником и коронкой в волосах. Она стиснула ручки на переднике и пугливо прятала глаза. Мгновенный портрет не нужен: та самая горничная, что уронила поднос в номере Гостомысловых. Около тридцати пяти, на левом мизинце стальное колечко.

– Вот, господин Ванзаров, прошу вас… Танька… Простите, Татьяна Опёнкина, служит у нас месяц, жалоб на неё не было… Госпожа генеральша из пятого номера простила её… Говори, дура, как есть!

Он дёрнул горничную за локоть.

– Помолчите, Андреев. Опёнкина, подойдите ближе.

Горничная мелкими шажками приблизилась, глаз не подняла. Неплохо изображает смущение.

– Опёнкина, вам заплатили, чтобы вы вошли в номер и вычистили пепельницу.

Ванзаров не спрашивал, а утверждал, будто знал. Горничная подняла лицо:

– Господин полицейский, не было такого. Я за место держусь. Господин Андреев настрого упредил в номер не входить. Мне и ладно: убираться меньше. Ему сказала и вам повторю: не было такого.

Если врала, то врала она уверенно. Редкий карточный шулер так способен.

– Дубликаты ключей от номеров второго этажа у вас?

– Конечно, господин полицейский. Как иначе в номерах убираться.

– Кому дали ключ от третьего номера?

Улыбнувшись краешком губ, Опёнкина вынула из невидимого кармашка ключик:

– Вот он, господин полицейский.

– Во всех дверях одинаковый замок? – спросил Ванзаров.

Горничная улыбнулась, будто он разгадал загадку.

– Нам удобнее, чего с кучей ключей возиться. А жильцы не знают, они же только свой номер отпирают, ключи не рассматривают, – оправдывался Андреев.

Допрос потерял смысл: в номер мог войти кто угодно.

– Симка привет велела передать, – сказал Ванзаров.

Опёнкина явно удивилась.

– Благодарствую, – сказала она, чуть-чуть присев.

– Давно подругу не видели?

– Со среды, как захворала. Симка, спасибо ей, подменила.

Ванзаров осмотрел горничную тщательней доктора:

– Чем заболели?

Татьяна старательно покашляла:

– Простудилась сильно, жар мучил три дня.

– А потом жар вдруг отпустил.

– Полегчало. – Горничная старательно кашлянула. – Так сразу и вышла.

– Когда вышли на службу?

– В воскресенье.

Ванзаров обернулся к Лебедеву:

– Что скажете?

Аполлон Григорьевич понял, что от него ждут. Насупив бровь, стал буравить Опёнкину взглядом:

– Какие порошки принимала, милая?

Татьяна смутилась окончательно.

– Что хозяйка квартиры дала, то и пила, – ответила она и добавила как оправдание: – Полегчало.

– Какие чудесные порошки. После температуры выглядите здоровой, вон какой румянец на щеках.

– Вот и я говорю: лучше труда нет лекарства, – встрял Андреев.

Ему было приказано покинуть номер. Вместе с горничной. Что они исполнили с большой охотой.

– Не печальтесь, друг мой. – Лебедев похлопал чиновника сыска по плечу. Что не каждый способен выдержать. – Прочесть сгоревший атлас игральной карты – шансов мало. Если бы бумага, тогда другое дело. Кто такая Симка? Заводите шашни с прислугой?

– Женщина в снегу, – ответил Ванзаров сухо.

– А, вот оно что… За что мучили горничную?

– Она врёт про болезнь.

– Ну, какая прислуга не улизнёт от работы при первой возможности.

– Скорее всего, Опёнкину попросила заболеть Симка. С четверга.

– Ну и что такого?

– В четверг в гостинице поселилась мадам Гостомыслова с дочерью.

– Бедные женщины, попали в такую помойку. Кстати, говорят, что здесь бывают бланкетки высшего сорта. Хотя кому я это говорю… Так что там Гостомысловы?

– Увидев их, Татьяна выронила поднос.

– Печально, конечно. Но что вы хотите в этом раскопать?

– Пойдёмте в сад, – сказал Ванзаров, не желая продолжать.

Но теперь Аполлон Григорьевич потребовал познакомиться с коробкой редких сигар. Ванзаров предоставил платяной шкаф в его распоряжение. Вытащив хьюмидор, Лебедев повертел, заглянул под днище, раскрыл крышку, принюхался, вытащил сигару, покрутил в руке и вернул на место. Для любителя сигар поведение до странности равнодушное. Даже не попросил экземпляр на память.

Не замечая поклонов и клятв Андреева в верности закону, Ванзаров вышел из гостиницы и повёл Лебедева через Большую Садовую, умытую морозным воздухом. Они вошли в Юсупов сад. Чёрные шинели городовых должны быть заметны издалека. Вместо них двое садовых работников лопатами трамбовали снег на островке.

– А где ваш Бранд? – спросил Аполлон Григорьевич, рассматривая помост, обёрнутый красной тканью, вазы с искусственными цветами, гирлянды флажков с крылатым коньком, фигуристов, разминавших мышцы на берегу рядом с павильоном, треногу фотоаппарата на веранде и работников, старательно заливавших лёд из громадных садовых леек. – Точно здесь тело раскопали?

Ванзаров знал, кто должен ответить за случившееся и личный позор чиновника сыска. Подходящая кандидатура виднелась невдалеке.

– Господин Иволгин!

Распорядитель оставил пару господ, которым что-то пояснял, поспешно подошёл.

– Чем могу, господин Ванзаров? – спросил он, благоухая остатками одеколона, и на всякий случай, как джентльмен, кивнул незнакомому господину с жёлтым саквояжем. Совершенно лишнему на лучшем катке России.

Ванзаров указал пальцем на островок, на котором снег стал ровным и гладким, как на картинке.

– Что это?

Иволгин глянул, куда указали.

– Ах, это, – сказал он так, как говорят, когда сделанного не изменить. – Господин пристав приказал забрать тело. Кажется, его увезли в Мариинскую больницу. Господин Бранд с городовыми отбыл в участок с господином Кояловичем. Через час у нас открытие состязаний, сами понимаете. Будем рады вам, господин Ванзаров.

И отдав поклон, отправился хлопотать. Перед открытием у распорядителя куча дел, куча дел. На всякий случай Лебедев придержал друга за руку. В порыве Ванзаров мог наделать глупостей.

– Тише, друг мой, тише, – говорил он, чувствуя, как напряглись стальные мышцы. – Вы лицо при исполнении, вам нельзя давать волю гневу. Тише, тише.

Ванзаров глубоко вздохнул. Аполлон Григорьевич ощутил, как сталь ослабла, но хватку не отпустил. На всякий случай.

– Какой негодяй.

– Коялович? Он всего лишь участковый пристав, кормится со своего участка, исполняет, что прикажет рука дающая. Не переживайте. Съезжу в Мариинскую,