– По натуре? – переспросила я. – Или в натуре?

– Какая разница? – отозвался он.

Как только содержимое моего стакана кончалось, он подливал еще, причем больше водки, чем тоника, – получалось так крепко, что пить невозможно, однако же я пила. Он наблюдал за мной и одобрительно улыбался, словно ребенку, который исправно ест приготовленные мамой овощи. Так он, похоже, из этих. Которые надеются влить в девушку как можно больше. Сам в себя не верит. Что-то в этом есть даже трогательное. Вроде и не урод. Футболка, конечно, ужасная, но пахнет от него приятно. Я подумала: а, ладно, вдруг с ним будет хорошо, почему нет, зачем накручивать лишнего. Мы пили и пили. Он рассказывал мне о своей бывшей подружке и о какой-то их совместной поездке в Испанию, о том, что после разрыва она оставила себе его собаку и именно по псу он скучает больше всего. Водку мы допили, и только в бутылке «Бейлиса» еще что-то осталось. Он сказал, что сейчас что-нибудь сообразит, и вылил все в пивной бокал, заполнив его почти до краев.

– Я это пить не буду, – заявила я. – Мне не двенадцать лет.

– Все будет зашибись. Поверь мне. Я еще не закончил.

Он долил в бокал молока из холодильника.

– Ну конечно, так гораздо взрослее, – сказала я.

– Это «Белый русский».

– Никакой это не «Белый русский», – ответила я, но пригубила, и оказалось вкусно.

– Желудок тебе спасибо скажет! – заявил он. – О тебе же забочусь.

Мы стали прикладываться к бокалу по очереди, и он поделился со мной замыслом своего будущего романа. Про пассажиров в вагоне метро, которых связывает цепь случайностей. Он решил, что у всех у них будет день рождения в один день, хотя не мог объяснить, зачем это нужно. Я начинала чувствовать, что уже изрядно захмелела, и, наверное, так оно и было. Я заметила, что его нога касается моей – еще недавно ее там не было. Он положил свою руку на мою со словами: «Что это у тебя с пальцем?» – и даже когда я ему рассказала, руки не убрал. Потом он прекратил трепаться, и я поняла, что он пытается понять, достаточно ли подготовил почву для поцелуя, но все болтала и болтала, весело и ни о чем, потому что… Ну, допустим, поцелует он меня, а потом скажет, пошли ко мне, а я, допустим, скажу, да, давай, – потому что имею право, в конце концов, почему нет, я молодая, могу себе позволить, – допустим, я скажу: да, давай, – а дальше что? Его квартира. Раз он «работает в стартапе», то приведет меня в одну из этих безликих новостроек, в которых пахнет свежей краской и недавно распакованными коврами, как в школе после летних каникул. Я буду стоять посреди кухни, не в состоянии сказать ничего, что изменит ситуацию, ничего, что его остановит – ага, как же! – только вперед; пусть видит мое худшее, самое лживое «я», но ничего другого ему от меня и не требуется. А потом – постылая холостяцкая комнатушка. Придется делать вид, что мне нравится вся эта суета, которой я даже не почувствую, и терпеть запах кислого молока изо рта, и он залезет на меня, а я буду лежать, растопырив ноги, как курица на разделочной доске, и смотреть в потолок, на длинную тонкую трещину, изгибающуюся наподобие улыбки.

– Эй, это у тебя телефон? – спросил он. – Ответишь?

– Что?

Я нащупала в сумке телефон и уставилась на экран. Звонил Макс.

– Анна? – Его голос заполнил комнату. – Ты где?

Фоном звучал какой-то шум, я слышала, как он кому-то что-то сказал, потом звук его шагов, и все стихло.

– Я в гостях, – сказала я. – Отмечаю.

– Я волновался.

– Почему?

– Ты не брала трубку.

– Да как же, – возразила я. – Вот взяла же.

– Это сейчас, а раньше? Я тебе не один раз звонил.

– Ой. А я не слышала.

Я сбросила руку парня со своей ноги и встала.

– Ты где?

– В смысле? Я же сказала. Отмечаю.

– Да нет. Ну да. Я спрашиваю, где ты, где отмечаешь, где это?

Его голос будто вихлял, ударения падали куда попало, словно английский ему неродной, и я поняла, что он пьян. По-моему, я никогда не видела его пьяным, по-настоящему пьяным, и я улыбнулась, обрадовавшись этой его слабости и тому, что звонит он в минуту слабости именно мне.

– У друга Лори, – ответила я. – Где-то на востоке. Ничего особо интересного.

Я направилась к выходу из кухни.

– Ты уходишь? – спросил парень.

– Это кто? – спросил Макс.

– Друг Лори.

Протолкнувшись мимо людей в холле, я забралась на верхнюю ступеньку лестницы.

– Ты пьяна?

– Что? Нет. Ну так, слегка. А ты?

– Ты так ничего и не сказала о браслете. Он тебе понравился?

– Ой, прости. Да, понравился. Хорошенький. Спасибо.

– А на мои сообщения ты почему не отвечала?

– На твои сообщения? Да ты же и не писал ничего!

Макс засмеялся.

– Считаешь, я уделяю тебе недостаточно внимания? – спросил он.

– Что?

– Я возвращаюсь на следующей неделе.

Я вспомнила фразу, которую заранее отрепетировала.

– Не думаю, что нам стоит встречаться, – сказала я.

– Да неужели? – Голос у него был веселый. – Могу я поинтересоваться почему?

– Я просто не… – прошептала я.

– Ну, это же какой-то детский сад! Может, мы хотя бы поговорим?

Я ничего не ответила.

Макс продолжал убеждать: «Разве тебе это не приносит удовольствия? Я думал, приносит. Конечно, в последний раз было – как бы это сказать, – не то чтобы одно сплошное удовольствие, но все-таки…» – и, пока он говорил, я видела, как внизу тот парень вышел из кухни и стал спрашивать что-то у людей в холле. Они пожимали плечами. Он искал меня. Я вскарабкалась на перила.

– …На следующей неделе, – говорил Макс. – Анна? Ты меня слушаешь? На следующей неделе я возвращаюсь. Давай встретимся.

И я сказала «ладно», а сама подумала: ведь он прав, разве я не достойна того, чтобы хотя бы обсудить все это по-человечески?

– Ты согласна?

– Да, – ответила я. – Согласна.

Я ощутила огромное облегчение, выговорив эти слова, словно последние пару недель все пыталась втиснуться в какой-то сундук и захлопнуть крышку, а сейчас вдруг осознала, что задохнусь внутри, и выпустила себя на волю.

– Макс? – позвала я. – Макс, я…

Он уже повесил трубку.

* * *

На следующее утро ко мне пришла Лори и забралась в мою постель.

– Что делать, надо привыкать, – сказала она.

Мы переезжали к Мил, а у нее была свободна только одна комната, так что жить нам предстояло вместе.