Шрифт:
Закладка:
– Ну, в январе я отработала несколько дополнительных смен. И хозяева прошлой квартиры вернули мне залог, а Мил залога не требует. И за жилье я теперь плачу сущие гроши – мы же снимаем одну комнату на двоих. В общем, я за месяц почти ничего и не потратила. Все больше откладывала.
– Это все хорошо, – проговорил он, – но деньги – такая штука, Анна, если их тратить, они имеют обыкновение кончаться.
– Я в курсе. Спасибо.
– Просто я не вижу в безденежье ничего романтичного, только и всего. По-моему, это миф – что художник, который вынужден прозябать, создает какие-то особо талантливые произведения. Особо нравственные. Так ведь считается? На самом деле художник, который вынужден прозябать, в конце концов бросает свое творчество. Ну его, этот джаз, если он мешает твоей карьере. Но нужно иметь запасной план.
– Так он у меня есть. Я решила, что сделаю паузу на пару месяцев, чтобы разгрести дела. Моих накоплений как раз хватит. А потом возьму побольше нагрузки в хоре. Может, учеников наберу.
– Но разве это не то же самое? Та же рутина. Плана на долгосрочную перспективу у тебя нет?
– На долгосрочную тоже есть.
– И какой же?
– Стать оперной певицей.
Повисла небольшая пауза. Кажется, он размышлял, стоит ли продолжать спор.
– Разве на этом можно построить карьеру? – наконец проговорил он. – Ведь сколько вас, таких, кто пытается! И да, некоторым удается – но ведь их наверняка меньшинство. Исключения из правила, так ведь? Я бы не хотел, чтобы ты кончила как Лори, вот и все. Беготня по подработкам – и никакой уверенности в завтрашнем дне. Ты и сама вряд ли мечтаешь так жить.
– Но тогда что, по-твоему, мне следует делать? – спросила я.
Он пожал плечами.
– У тебя талант, это несомненно, – сказал он. – Возможно, тебе и удастся пробиться. Но нужно смотреть на вещи трезво – вот что я хочу до тебя донести. Не ставь на кон все. Это большая ошибка, Анна, – плыть по течению и считать, что все само как-нибудь устроится.
Я попыталась объяснить, что, если посвящу жизнь пению, если у меня будет возможность этим заниматься, пусть и не получая большого дохода, все остальное будет меня мало волновать. Я буду счастлива. Но, произнося эти слова, я чувствовала, как набухает внутри страх и, растекаясь, обволакивает меня изнутри.
Макс мягко сказал:
– Но ты ведь сама в это не веришь. Я бы не сказал, что ты сейчас так уж счастлива. Разве это счастье? Жить в этом доме? Спать в одной кровати с подругой? Неужели ты готова прожить так всю жизнь? Неужели однажды тебе не захочется иметь собственный дом? Детей? Семью?
– Не знаю, – ответила я.
И попыталась объяснить, что для меня деньги – вещь текучая, непредсказуемая. За них не ухватишься, вокруг них бессмысленно выстраивать жизнь. Деньги нужны, но нужны как воздух. Накапливать их нет смысла. На что он засмеялся и заявил: «Сдается мне, Анна, ты немного лукавишь. Приятные вещи тебе очень даже по вкусу». Тут как раз подошел официант с десертным меню; что бы я ни ответила, это прозвучало бы нелепо, поэтому я промолчала.
Но пока он просил счет и расплачивался, я подумала: нет, все-таки он не прав. Никакого лукавства в моих словах нет. Сидеть в дорогущем ресторане, есть блюда, названия которых и я выговорить-то не могу, и дрожать под одеялом с Лори (какие же у нее ледяные ноги!), чтобы экономить отопление, – и то и другое выходит у меня само собой, естественно и просто. И то и другое в равной степени определяет меня, выражает мою суть.
– В общем, неважно, – сказала я, пытаясь изобразить беззаботность. – Я понимаю, что ты мою работу считаешь ерундой…
– Я вовсе не считаю ее ерундой, Анна, – возразил он. – Но если какое-то занятие не приносит тебе денег, я не уверен, что его можно назвать работой.
– Надо проживать каждый день своей жизни, – говорила тем временем старшая девочка родителям.
– Что ты хочешь этим сказать, Джессика? – спросила мать.
– Ну как же! – воскликнула младшая. – Что не проживать его ты не можешь.
* * *
По пути домой Макс был со мной очень мил: нежничал, старался рассмешить. Он понимал, что расстроил меня. А я так по нему соскучилась – соскучилась по его губам и коже, по мускулистой спине, по тем словам, что он мне нашептывал, – что не остановила его, когда он принялся целовать меня и расстегнул молнию на платье. Он старался меня отвлечь, а я не стала противиться. Но потом он заснул, а мне не спалось. Всю ночь я не сомкнула глаз, думая о его словах: неужели тебе не захочется иметь собственный дом, семью? И что это большая ошибка – считать, будто все само устроится. Я думала, сколько времени и сил уже потрачено, сколько еще предстоит вложить. А что потом? Потом-то что? А вдруг я стану одной из них – одной из тех, у кого жизнь не сложилась, – все думала и думала я…
Но в конце концов я, видимо, заснула, а когда проснулась, он был в душе. Я секунду полежала, слушая воду, а потом открыла его тумбочку. Она была там – пачка купюр, на которую я наткнулась несколько недель назад, когда искала зарядное устройство для телефона. Даже несколько пачек. Разной валюты. Я взяла фунты и провела большим пальцем по срезу. Все получилось спонтанно, я сама даже не поняла, что и зачем сделала, просто вдруг раз – и вижу: моя рука отделяет одну банкноту сверху и запихивает ее в сумку. Интересно, он заметит, если я возьму еще?.. Но тут вода перестала течь, и меня обожгла мысль: ты что, мать твою, творишь?
Я положила пачку на место и задвинула ящик, заварила кофе и села у окна. В соседних офисах люди тоже стояли у окон с кружками в руках, смотрели на улицу, пока не начался рабочий день, а некоторые уже сидели за столами и вовсю печатали.
– Только не смейся, – сказал Макс.
Я обернулась. На нем были бледно-голубые спортивные зауженные штаны и безразмерный мешковатый свитшот с названием бренда на груди.
– Вау. Ни дать ни взять пятнадцатилетний школьник в скейт-парке!
– Так и задумывалось.
– Честно говоря, это даже по-своему сексуально.
– В твоем вкусе, значит?
– Похоже, что так. А что случилось? Кризис среднего возраста вдруг настиг?
