– Это просто немыслимо, – говорила Мил. – Мужики до сих пор считают, что женщины все как одна пьют противозачаточные! Их спрашиваешь, есть ли у них презерватив, а они такие: «Ой, а ты разве не пьешь таблетки?» И так еще изумленно, словно это твоя святая обязанность как женщины – всегда держать вагину наготове, а то вдруг какой-нибудь мужик на нее позарится.

– Кроме того, – подхватила Сэш, – если мужику западло надеть презерватив, будь уверена, он наградит тебя какой-нибудь гадостью. Никто не думал, что женщины станут пить противозачаточные на постоянной основе, – в смысле, когда их изобрели. Это была временная мера, пока ученые не придумают что-нибудь получше. С меньшим количеством побочек. Но кому какое дело до женского здоровья? А ведь давно известно, что женщина от этого здоровее не становится…

– По сути ты права, – перебила Элла. – Но в самом словосочетании «здоровая женщина», на мой взгляд, заключена оценочная характеристика, что само по себе некорректно и противоречит идее всеобщего равенства.

Лори бросила на меня многозначительный взгляд, усмехнулась и с невинным видом отвела глаза. Выдрав несколько волосков, она поднесла их к свечке на журнальном столике; пламя взметнулось и тут же скукожилось, волоски превратились в горелый шарик.

– Общество одержимо здоровьем как неким… безусловным благом, о котором мечтает всякий, – продолжала Элла. – Как будто это цель, которой каждый может достичь! Прошу прощения, но это просто хамство по отношению к людям с ограниченными возможностями. Мне вот, например, абсолютно здоровой не быть никогда – из-за непереносимости глютена. Я научилась с этим жить. «Здоровье» как некая супервожделенная цель у меня уже в печенках сидит, а что толку? По-моему, очевидно – говорить, что все должны быть здоровыми, это все равно что говорить, будто все должны быть худыми или богатыми. А как быть людям, которые под стандарт не подходят? Как быть тем, кому этот стандарт и даром не нужен?

У Сэш был такой вид, будто ей силой вливают в глотку отбеливатель, но она молчала. Еще одно правило Мил заключалось в том, что мы имеем право по-дружески указывать друг другу на антифеминистское поведение. По сути, это означало, что ты должна сидеть и слушать, как тебя смешивают с дерьмом, а потом горячо и искренне каяться в собственной неправоте.

После того как Сэш извинилась и пообещала, что постарается впредь не утруждать Эллу необходимостью заниматься просвещением, мы с Лори пошли наверх. Поднимаясь по неудобной витой лестнице, на которой запросто можно было навернуться, мы слушали продолжение их перебранки. В стенах повсюду просвечивали голый кирпич и сталь, под деревянным полом находилась система подогрева, где, похоже, размножалась моль. Дом принадлежал родителям Мил. Я как-то посмотрела его на сайте с недвижимостью и обнаружила, что он стоит кучу денег.

– Надо валить отсюда на фиг, – сказала Лори.

– Это же твои подруги! Я думала, они тебе нравятся.

Живот у меня все еще болел, словно внутри надувался стальной шарик: сперва он был почти неощутим, потом рос, рос, расталкивая внутренности, а потом лопался – сладостное облегчение, – и тут же начинал надуваться новый. Я легла на кровать, Лори села рядом. Как хорошо, что она сегодня поехала со мной в клинику. Я целую вечность маялась в продуваемой сквозняками приемной. На больших экранах крутили клипы, в которых соблазнительно извивались женщины в бикини, а плакаты на стенах предостерегали: переспав всего с одним человеком, ты можешь получить микроорганизмы от нескольких тысяч. Лори старательно меня развлекала. Мы заполнили целую стопку форм обратной связи – все под разными именами. Мы пытались угадать, какие ЗППП подозревают у себя люди, в зависимости от того, насколько несчастный у них был вид. Мы набрали кучу бесплатных контрацептивов: пытаясь сохранить остатки приличия, мы по очереди подходили к коробам с презервативами, делали вид, что просто разглядываем информационные стенды, а когда возвращались на место, мимоходом выгребали очередную горсть. Когда спираль поставили, я снова села на синий пластиковый стул, опустив голову на колени, и стала ждать, пока пройдет это ощущение – словно кто-то протаскивает через мое лоно сеть, собирая по пути всю скопившуюся там мерзость. Слава богу, рядом была Лори. Она фыркнула – ой, ну как же ты любишь строить из себя мученицу! – но принесла воды, а потом вызвала такси, хоть я и уверяла, что дойду пешком, и решительно заявила, что сама заплатит.

– Вот это ты собираешься надеть завтра? – поинтересовалась она, заметив платье, висящее на двери.

Я купила его на деньги Макса. Инвестировала, так сказать. На неделе мне предстояли три важных прослушивания – два в хор и одно на маленькую партию; деньги обещали приличные, а мне даже нечего было надеть.

– Ага. Оно новое.

– Ну-ка, покажись.

Когда я встала, чтобы примерить платье, она спросила:

– А ты в детстве смотрела, как мама одевается? Мне это всегда так нравилось! Я понятия не имела, куда она собирается, но думала, что вот это и есть взрослая жизнь. Наряжаться, ходить по всяким приятным местам. У тебя такое было?

– Моя мама почти никуда и не ходила, – ответила я. – Ходить особо было некуда.

Одеваясь, я смотрела на себя в зеркало. Платье было простого кроя и сидело идеально. Я давно привыкла к повседневной одежде, а тут вдруг подумала, что под одеждой все мы – просто тела, совершенно одинаковые, а разными становимся, только когда нас по-разному одевают.

– У нее было много друзей? – спросила Лори.

– У моей мамы? Да нет. Наверное, поэтому она и была так зациклена на мне.

Я не раз рассказывала Лори о своей маме. Она любила все психологизировать и пыталась объяснить моим детством, почему сейчас я такая, какая есть, но я не была уверена, что ее умозаключения верны. Я сама порой часами пыталась понять психологию персонажей, которых играла, – восстановить предысторию, которая помогла бы мне объяснить их нынешние мотивы, – но приложить все это к себе, как правило, было трудно. Мне казалось, что моя личность – это огромный бассейн со стоячей водой. Я могу нырнуть как угодно глубоко, но никогда не увижу дна.

– У моей мамы были толпы друзей, – сказала Лори. – Она все время где-то тусовалась. Я тогда еще маленькая была. Когда родилась моя сестра, она бросила работу, но с прежних времен у нее осталась куча интересных знакомств. Они с подругой запустили свой модный бренд. Красота! Повернись-ка.

Я привстала на цыпочки, чтобы она увидела, как платье будет выглядеть с каблуками. То же самое я проделала прошлой ночью, когда хвасталась обновкой перед Максом. Он стоял у меня за спиной,