Шрифт:
Закладка:
– Продолжайте.
– Эту книгу, которую я заложил, Гримторп подарил мне сам много лет назад, когда я работал у него, а ты… ну а ты тогда пешком под стол ходила.
Все это какая-то бессмыслица. Его речь звучит как причудливая попытка сбежать от ответственности, отвлечь меня от ужасной правды.
– Гримторпы никогда не держали швейцара, – скрещиваю я руки на груди. – Я это точно знаю.
– Все верно, – отвечает мистер Престон. – Зато у них был привратник.
Моя голова начинает кружиться. Банкетка подо мной кренится и покачивается. Воспоминания и чувства сталкиваются, будто сквозь меня проносится торнадо.
– Молли? Я не убийца. Я даже и не вор. То, что ты допустила мысль, будто бы я мог пасть так низко, это… что ж… это разбивает мне сердце. – Мистер Престон тянется через стол к моей руке. – Единственное, в чем я виноват, так это в том, что не сознался раньше. Я знал мистера Гримторпа. А на следующий день после его смерти, возвращаясь домой с работы, я проходил мимо ломбарда и увидел в витрине первое издание. Оно было выставлено на продажу и имело астрономическую цену. Это натолкнуло меня на мысль продать свой экземпляр. К тому же я всегда презирал мистера Гримторпа, так зачем мне хранить его книгу? Твоя бабушка была терпеливая натура, но, увы, она терпела слишком много горестей в том бездушном месте, особенно когда Гримторп напивался. Она думала, что как только он протрезвеет, то тут же раскается, но она ошибалась. Миссис Гримторп не доверяла своего мужа никому, кроме вашей бабушки и его личного секретаря. Она считала, что это единственные женщины, кроме нее, которым хватит сил противостоять его выходкам. Долгое время твоя бабушка провела рядом с Гримторпами. Но даже она в конце концов увидела правду. Гримторп был мерзким, одиозным человеком, и он не заслуживал ее преданности. Миссис Гримторп тоже подвела твою бабушку. Они оба по-разному предали ее.
– Бабушка никогда мне этого не рассказывала, – говорю я.
– Конечно. Она бы и не стала. Ей было стыдно, она чувствовала себя униженной. Ей хотелось оставить все в прошлом и начать сначала.
– Зачем вы мне это рассказываете?
– Просто это имеет отношение к тому, что я пытался уже давно сообщить тебе.
– К тому, что вы знали меня. До всего этого. В поместье Гримторпов, когда я была ребенком. Я поняла.
– Это лишь часть истории. Я помню тебя, храбрую малышку, которая шагала по дорожке среди роз, держа за руку свою бабушку. А помнишь, та же малышка однажды пустилась в обратный путь по дорожке, встала перед камерами у ворот и оставила подарок привратнику? Ты помнишь?
Конечно, я помнила. Как я могла забыть доброту этого незнакомца? Но тогда я не знала, с кем говорю. Тогда я еще и понятия не имела.
В животе у меня беспокойно урчит.
– Мистер Престон, – начинаю я, – я совершила ужасную ошибку. – Стыд обжигает мне горло, и я еле-еле подбираю слова: – Я как индюшка, что в суп попала. Не знаю, кто украл ту книгу с ресепшена, но теперь я вижу, что это были не вы. И я вижу не только это, но гораздо, гораздо больше. Мне ужасно жаль. Вы простите меня когда-нибудь?
– Прощу тебя? Молли, я уже тебя простил. Сегодня и навсегда.
Я вздыхаю с облегчением и говорю:
– Вы собирались рассказать мне еще кое-что.
Но мистер Престон похлопывает меня по руке:
– Я уже и так очень многим тебя озадачил. Пожалуй, все остальное лучше отложить до другого раза.
– А вы не забудете?
Он смотрит на меня слезящимися, полными тепла глазами.
– Этого я никогда не смогу забыть, Молли. Ни за что на свете.
Глава 17
Ранее
Я, маленькая девочка, сижу в темноте и очень боюсь, пока моя бабушка рыдает на полу гостиной. Страшно не из-за бабушкиных слез. И не из-за темноты. Я боюсь самой себя и того, что я пожизненно обречена понимать то или иное слишком поздно.
Рыдания стихают. Я не вижу бабушку, но слышу, как она шаркает. Слышу шаги, знакомый скрип туалетного столика в ванной, шорох переворачиваемых вещей.
– Бабушка? – кричу я.
– Я сейчас буду, – отвечает она. – Оставайся на месте.
Опять шарканье и шаги. Хриплый шорох.
– Да будет свет, – говорит бабушка, водружает зажженную свечу на приставной столик и принимается через определенные промежутки расставлять у своих ног и зажигать остальные свечи – по всей комнате, которая озаряется чарующим сиянием. – Было бы желание, а способ найдется. Я ненадолго утратила самообладание, Молли, но теперь оно вернулось. Чая? – спрашивает она.
– Электричество отключено. Чайник не работает.
– В морозилке остался лед, по крайней мере, он еще будет льдом какое-то время. Можно сделать холодный чай.
Бабушка достает свечу и направляется на кухню. Пока она копошится там, я неподвижно сижу на полу и слушаю ее пение, будто ничего и не случилось. Через несколько минут она появляется со свечой, двумя высокими стаканами, кувшином и печеньем на серебряном подносе.
– Чай для двоих? – Бабушка ставит поднос на стол, садится на диван и похлопывает по нему.
Я занимаю свое место рядом с ней.
Оставшуюся часть вечера мы пьем чай со льдом и едим печенье. Мы не можем посмотреть передачу Дэвида Аттенборо или «Коломбо», поэтому бабушка развлекает меня историями о феях и принцессах, лордах и леди, горничных и слугах, которые работают на нижних этажах. В какой-то момент я чувствую, как глаза мои закрываются. Чья-то рука обхватывает мою и ведет меня в постель.
Моя бабушка… Она всегда это умела, всегда находила способ разжечь в нас надежду. Ведь что такое надежда, как не сознательное решение рассеять тьму?
Утром свечи не понадобились, так как взошло солнце; электричества в квартире все еще не было, как и горячей воды. Я умываюсь холодной водой, словно котенок, как это называет бабушка, хоть мы и не держим кошек.
По дороге в поместье Гримторпов я допрашиваю бабушку:
– Как нам теперь заплатить аренду? Что, если господин Россо больше не вернет нам электричество? Что, если нам придется жить во тьме до конца наших дней?
– Не волнуйся, Молли. Твоя бабушка уже все придумала.
Прибыв в поместье, мы, как обычно, останавливаемся у ворот.
Бабушка нажимает на