высокопробного заведения. Глаза толстяка обежали нас, задержались на недавно подаренном мною подружке ниобиевом ожерелье с алмазами, золотой диадеме и переместились к моим желтым огонькам в щели повязки. Уже с выражением готовности оказывать услуги.

— Что угодно господам?

— Покои Радужного Мору, — неожиданно надменно отчеканила Мани. Я повернул голову к ней:

— Ты уверена?

— Согласно Вашему желанию, — прошелестела моя спутница, — Лучшее…

Она вскинула глаза ни Тхонга:

— Только эти покои устроят господина. Если же они заняты, мы снимем подходящий по положению дом.

Толстячок склонился перед голосом, звучащим как звон золотых:

— Разумеется! Только эти покои я и собирался предложить вам. Но рассейте мое беспокойство: на какой корабль послать за багажом?

— Не трудитесь, — отрезала Мани, — Его доставят.

Тут же сменила тон, почтительно обратилась ко мне:

— Ваше пожелание выполнено, господин. Не угодно ли осмотреть покои?

Толстяк заулыбался:

— Прошу вас, сиятельные господа иностранцы!

Я принял игру Мани и обратился к ней:

— Да! Не забудь вызвать главного повара и дать ему указания готовить только самые редкие, самые изысканные блюда. Не забудь так же сказать, что если он угодит своей кухней, то будет получать награду в двадцать золотых за каждый завтрак, обед или ужин, который вызовет наше одобрение.

— Повинуюсь, господин, — прошелестела Мани, не повернув даже головы, бросила в сторону масляно заблестевшего глазами Тхонга:

— Вы слышали. Вызовите главного повара в апартаменты господина!

Я задумчиво курил в кресле у окна, выходящего на улицу Итива. Это почти то же самое, что Красная Площадь для Москвы, Невский — для Петербурга и так далее. Мани уже в течение четверти часа производила допрос главного повара, круглого как сырная головка человечка в просторном цветастом халате, чей лоб уже покрылся бисером пота, а лицо свело судорогой наилюбезнейшей из улыбок. Мне стало жаль его, я вмешался:

— Э… милейший, подойди сюда.

Не осмеливающийся отереть пот толстяк неожиданно резво рванул трусцой в мою сторону:

— Да, господин?

Я пошарил в кармане, зачерпнул несколько кружков в горсть:

— На возьми, это вам всем на кухне, чтобы охотнее выполняли волю госпожи.

— Благодарю Вас, сиятельный господин! Ваша щедрость…

— Пустое! — перебил я его, — Хорошо ли ты понял вкусы госпожи?

— Все будет как Вам угодно, сиятельный господин иностранец!

— Ладно, ладно… Ступай. — отмахнулся я от него.

Повар, беспрерывно кланяясь, исчез за дверьми и, естественно, их затворил. Я засмеялся:

— Забавный тип! Интересно, поделит он монеты между поварней или прикарманит?

— Обязательно поделит! — уверила меня спутница, — Желания тех, кто занимает эти апартаменты, выполняются беспрекословно!

— Ты дал ему тридцать две монеты, — уточнил голос Валькирии, — Это жалованье всех поваров Тхонга за два месяца, даже чуть больше. На эти деньги можно купить очень даже приличный домик!

— Это что, упрек? Зато теперь мы будем есть так, как никто другой, — пожал я, по своей неискоренимой привычке, плечами.

— Надо бы ввести статью в уголовном кодексе: «За не знающую границ благотворительность», — вздохнула капсула. И отключилась.

Мани подняла брови:

— Я никак не привыкну к тому, что вы так говорите со своим кораблем. Где он сейчас?

— Черт его знает! Не спросил. Где-нибудь не очень далеко.

— Нас разделяет триста семнадцать километров, это около пятисот тхерранскиих санов, — немедленно сообщила капсула, — Я тут собираю интересные растения. Это в окрестностях Костяной Пустыни.

Мани покачала головой:

— Удивительно! Три двойных перехода между вами, — но вы разговариваете, не повышая голоса. Уже восьмой день меня не оставляет ощущение, что я попала в легенду. Но… вы простите меня, если я осмотрю свои комнаты?

Я взмахнул рукой с сигаретой:

— Конечно! Ступай. Да, не забудь появиться к обеду. Кстати, по уверениям Тхонга, там должна быть неплохая библиотека. Кажется, это тоже в твоем вкусе…

Так мы поселились в покоях Радужного Мору. Приличия требовали «отдохнуть о дороги», что мы и делали с большим удовольствием.

Мани посетила баню, пригласила массажистку, вышла к обеду с опозданием в полчаса, виноватой физиономией и свитком из библиотеки и исчезла туда же после оного приема пищи.

Привычки богатой знатной дамы словно бы были отштампованы на каждом эритроците ее синей крови. Мне оставалось лишь удивляться тому, насколько непринужденно она вошла в эту роль. И ведь не я один, — многоопытный, тертый персонал элитного гостиного дома не заподозрил подделки, вот что озадачило и одновременно насторожило. Чем дальше, тем больше меня интересовало — кто она же она, каково ее прошлое?

Подсознание говорило, что моя маленькая подружка пока не опасна, и я не спешил предпринимать какие-то меры, чтобы раскопать ее историю. Известное дело — тайны вообще штука опасная. А у меня хватало и своих проблем. Я усмехнулся и подумал, что стал достаточно терпелив с недавних, но таких уже чужих школьных времен.

Пока она наводила ревизию среди богатого собрания просто старых, а иногда и бесценных свитков забытых авторов, что хранились в библиотеке покоев Радужного Мору, я пробовал местные вина, пополняя собрание напитков Валькирии особо приятными их марками, курил и вообще обживался.

Когда примитивное, но достаточно надежное электрическое освещение окончательно сменило свет угасающего дня, к остывающему ужину из библиотеки появилась Мани. Она была в восторге.

— Здесь такие ценные книги, капитан! Какая жалость, что вы не можете их прочитать и получить это изысканное удовольствие! Прошу вас, поймите меня и не браните слишком сильно…

— Но я и не собирался, — сказал я в бокал. Точнее в соломинку. Я оценивал сок плодов амалики. Мы немного поболтали, и я обнаружил, что если я чего хочу, — так это спать. Когда ужин закончился, точнее когда его закончила Мани, я сообщил, что иду на боковую. Мани опустила глаза:

— Эн Ди… Скажите, где мне лечь?

— Разумеется, в своей половине. Неужели же ты полагаешь, что я собирался и это тебе указывать: «сегодня спи именно на кремовом диване»?

Мне показалось, что по ее лицу промелькнула тень, но ручаться за это не буду, потому что тут же она улыбнулась и шутливо поклонилась:

— Разумеется, мой господин. Однако я предпочитаю спать поближе к вам. Ведь я свободна в этом?

— Гм. Конечно. Спокойных сновидений.

Ночью я полупроснулся от вспышки света и сдавленного стона ужаса, но тишина и темнота вновь убаюкали в огромной постели. Когда уже далеко не первые лучи светила проникли сквозь щель тяжелых гардин и коснулись век, я обнаружил еще не открыв глаз, что повязки на морде нет. Тогда я смутно припомнил ночное событие и разозлился. Мою подружку явно недостаточно часто били в детстве по рукам, иначе бы она не производила ночных инспекций. Я бы с удовольствием заскрипел зубами, но отсутствие нижней