обмен показывались всегда в одно и то же время и по единой форме. Точно также с января 1941 отмечались примерные месячные расходы по полмиллиона. Фонд наличных денег показывал сумму, достаточную для функционирования лишь одного месяца. Таким образом, в случае инспекции или полного закрытия офиса в руки полиции попалась бы незначительная сумма. После каждого существенного «левого» поступления Данни приходилось переписывать книгу, начиная с самого начала (с 13-го августа), добавляя иные расходы. Корпел Данни ночами, в обстановке полной секретности, меняя ручки, чернила, оставляя везде отпечатки пальцев, стараясь придать страницам истрепанный вид и т. п.

Безусловно, велся и учет истинного расхода денег, разбитый на группы по характеру расходов.

Наличная сумма хранилась в трех металлических коробках из-под печенья. В одной содержали сбережения англичане, занимавшиеся спасением своих солдат. В другой находился капитал, собранный американскими профсоюзами для итальянских социалистов. Ну а в третьей – собственно наличные Центра. Все коробки были тщательно упрятаны в саду, под кучей листьев.

Чтобы обеспечить безопасность нового офиса по настоянию Бенедита наняли охранника – здоровенного Альфонсо Диаза. Диаз спал в офисе и по утрам, убрав раскладушку, приветствовал каждого сотрудника своими мощными объятиями.

Данни, став «финансовым директором», в предчувствии неизбежного отъезда Фрая, исподволь готовился взять на себя и административные обязанности лидера. Соответственно, новые сотрудники так или иначе являлись его протеже. В помощь Анне Грусс пришла Люси Хейман, сестра одного из школьных товарищей Данни. Постепенно Люси взяла на себе обязанности заведующей канцелярией, оставив Анне почту. Потом добавились альзасецЖак Вейслиц и Поль Шмирер, личный друг Данни. Точнее, вначале небольшую работу дали Вале, жене Поля. А уж потом привлекли и его самого. Шмирер, австрийский еврей, врач, практиковавший во Франции, не мог больше заниматься своей работой из-за антиеврейских законов Виши. К тому же он был известен как социалист-антифашист. Не имея возможности материально обеспечить семью – жену, детей и родителей, он не нашел ничего лучшего как вернуться в оккупированную зону и где-нибудь в глуши найти работу по профессии. Понимая, что она потеряет мужа, Вала в ужасе и слезах обратилась к Данни, знакомому еще с довоенных времен. Оба помчались на вокзал, где буквально перед отходом поезда уговорили Поля остаться. Данни зачислил его в штат и включил в группу интервьюеров.

И, наконец, Шарль Вольф, музыкальный критик, старый приятель Данни, дополнил команду. Вольф был родом из Эльзаса. Узнав о самоубийстве членов своей семьи, он запил. С согласия обитателей Эр Бель Данни пригласил Шарля жить у них, поручал ему небольшие задания и тем самым вернул приятеля к нормальной жизни.

Бенедита несколько смущал тот факт, что все новобранцы оказались, хоть и не случайно, знакомыми его или Тео, но Фрай доверял своему наместнику и никаких претензий по этому поводу не высказывал: все оказались преданными, трудолюбивыми и надежными сотрудниками. Кстати говоря, именно Вольф подсказал, что следовало бы уделять больше внимания поддержке французов, изгнанных или бежавших из Эльзаса и Лотарингии. В таком случае, местные власти отнеслись бы к деятельности Центра более терпимо. Фрай согласился и доверил Вольфу специальное задание: заниматься проблемой беженцев из этой зоны.

Тягостно было Фраю отрывать свое время и тратить нервы на противостояние Аллену, люди по-прежнему толпились в офисе. Фрай и его товарищи прилагали все усилия, чтобы им помочь. Тем более, что ситуация каждую минуту могла измениться и менялась в худшую сторону. В воздухе носились слухи обо все усиливающемся давлении на правительство Виши с целью очистить неоккупированную территорию от враждебных Германии элементов и, в первую очередь, от евреев. Слухи имели под собой вполне реальную почву – немецкое командование планировало оккупировать оставшуюся часть страны и сделать ее зоной юденфрай руками Виши.

Фрай ощущал, что надо торопиться. Его «лист» не закрыт, и он боялся, как бы гестапо не позаботилось об этом само.

Предсказать ничего нельзя было. Немецкий студент Нимейер получил стипендию и визу на въезд в Штаты для учебы. Он числился в списке Фрая, но, как рассказала подруга Нимейера, решил добиться официального разрешения на выезд, поехал в комиссию гестапо. Там его арестовали за отказ от военной службы и отправили назад в Германию. Фрай ничем помочь не смог.

Пока сотрудники Центра занимались переездом в офис на Гарибальди, Вариан и Данни решили в прямом смысле «проехаться» по списку рекомендованных кандидатур.

Следовало побеседовать с этими людьми, ведь они ничем себя не выдавали, и с Центром не связывались. Многие политики и деятели культуры, когда разговор заходил о выезде из Франции, выражали сомнение в целесообразности таких решительных шагов. При просмотре списка легко было заметить, что большинство из них родилось и выросло во Франции. И, если они не имели никакого отношения к еврейству, не занимались антифашистской деятельностью, и не являлись сторонниками «дегенеративного» искусства, то им вроде бы бояться нечего было. Ожидание и надежды служили им защитой против превратностей окружающего мира, а точнее, войны. Кто внес этих людей в список Чрезвычайного комитета спасения, было неясно.

Фрай с иронией и даже сарказмом писал: «От одной мысли остаться во Франции многих от страха кидало в дрожь, а от мысли уехать – в паралич. Обеспечьте их паспортом, визами и все равно спустя месяцы обнаружите их в марсельских кафе в ожидании, когда за ними придет полиция».

Фрай взял на себя большую, северо-восточную часть неоккупированной зоны, оставив Данни северо-западную.

Перед самым Рождеством Вариан вместе с Морисом и Маргарет Палмер предприняли поездку в Ниццу и Канны навестить «молчунов» в попытке уговорить их выехать из страны. Одновременно он рассчитывал прозондировать почву для создания т. н. Комитета патронажа видных деятелей культуры Франции, дабы придать Центру большую легитимность.

В Ницце делегация остановилась у Валериу Марку, румынского историка и писателя, с юношеских лет вовлеченного в революционную борьбу. Шестнадцатилетним пареньком встречался он с Лениным, о чем впоследствии написал книгу. Марку, румынский еврей, жил в Ницце с 1933 года вместе со своей женой Евой и дочерью Мики. И жили вполне благополучно, в окружении друзей. Но друзья вскоре один за другим оказались либо в лагерях интернирования, либо в Германии. Ева Марку поняла, что ее собственное чистокровное арийское происхождение не спасет ни мужа, ни дочь. И хотя до сих пор их не трогали, к появлению Вариана семья уже созрела для отъезда. Но выбраться им не представлялось возможным – у Валериу Марку не было никакого паспорта. В полном бессилии они искали выход. Фрай поручил опеку семьи Морису Верцеану (Морис, сам румын, однажды