встречался с румынским консулом), а сам направился к Андре Жиду. Переходить границу пешком супруги Марку не могли из-за трехлетней дочери, а для поездки поездом требовался паспорт и, понятно, на другую фамилию. Обычно в подобных случаях пользовались услугами посредников, но Верцеану решил действовать напрямую. Вооружившись 5-ю тысячами и фотографией Марку, он отправился к консулу, разместившему свой офис в небольшом городке Безье. По убогой обстановке и месторасположению представительства, состоявшего к тому же из одного человека – самого консула, Морис сообразил, что румынское правительство держит своих сотрудников за рубежом на голодном пайке. Без опаски и без околичностей приступил он к делу, произнеся короткую речь: «Месье Консул! У меня есть друг-румын, проживающий в Южной Франции. Он и его семья, как и многие другие, бежали весной с Севера и во время бегства потеряли документы. Они планируют вскоре покинуть Францию и нуждаются в паспорте. Я понимаю, что вам необходимо проверить их личности и связаться с властями в Бухаресте. Телеграмма в Румынию может дорого стоить, могут быть и другие расходы. Мой друг готов выделить вам 5000 франков на эти расходы, если получит паспорт в самое ближайшее время». «У вас деньги при себе» – поинтересовался консул. И по голодному выражению в его глазах, Морис понял: сделка состоится. Увы, дома к ужасу родителей, обнаружилось, что имя дочери в паспорте не упомянуто. В тот день в доме Марку случайно оказался известный писатель Андре Мальро, который помог выйти из положения. Он некоторое время изучал документ, написал что-то на клочке бумаги, взял в руки перо, паспорт и затем будущий Министр культуры Франции (1959–1969) в правительстве де Голля блестяще подделал почерк консула, вписав имя дочери.

У супругов Марку после встречи с посланцами Центра отпали последние сомнения в необходимости и возможности бегства из Франции. Они целиком доверились Фраю.

Андре Мальро совсем недавно бежал из лагеря военнопленных. Он принял Фрая в Рокебрюне, где жил на роскошной вилле с Жозеттой Клоти. Эмигрировать отказался – новый режим ненавидел, но считал, что ему ничего не угрожает, и его место во Франции. Писатель сообщил о работе над новым романом (Орешники Альтенбурга), где повествует об участии в Битве за Францию[47], и попросил помочь с публикацией произведения в Америке. Фраю показалось странным такое нежелание видеть ситуацию в ее реальном свете от автора такого произведения как Завоеватели, воспевающего революцию в Китае.

Чуть позже, когда писатель появился в Марселе, Вариан пригласил его на ужин и вновь попробовал уговорить эмигрировать. Разговор произошел достаточно откровенный и Мальро, узнав про связи Центра с Лондоном, попросил передать письмо де Голлю. Теодора хранила письмо в своей сумочке до удобной оказии и с ним-то связана трагикомическая история. Надо же было такому случиться, что Тео с Данни попали в облаву! В ожидании обыска Данни посоветовал жене съесть письмо и еще две записки от Фрая, что та и сделала. Сумочку обыскали, ничего инкриминирующего не нашли. Босс, вначале попытавшийся упрекать в неосторожности своего отважного секретаря, подумал, что стоило бы компенсировать Тео проглоченную, неудобоваримую пищу, и предложил ей обильный ужин в ресторане Дорада.

Семидесятилетний писатель Андре Жид уже давно снискал себе славу и известность в Европе. Долгое время Жид приветствовал идеи коммунизма (хотя не вступал в ряды компартии), а в 1936 году побывал по приглашению в Москве. С тех пор он отказался от коммунистических идеалов, но поездку в СССР и прежние симпатии из биографии не выбросишь. Видимо, из-за идеологического заигрывания его и занесли в список ЧКС. Впрочем, за ним числился еще больший грешок (по мнению нацистов) – Жид не скрывал своего гомосексуализма (примерно с 1925 года), хотя был женат, и даже имел дочь от любовницы.

Писатель проживал в деревушке Кабри, в двадцати километрах от Канн. Добирались до него с большим трудом на автобусе, работавшем на газогенераторе[48]. Путь с перерывами занял долгое время. Простуженный Жид кутался в шарф и был заметно подавлен – то ли то ли из-за болезни, то ли из-за положения в стране. Он объяснил, что с поражением Франции не в состоянии писать ничего, кроме дневника. Немцы, казалось, его не трогали, более того пытались умаслить, привлечь на свою сторону. Андре Жид показал лист писателей, произведения которых не подлежали публикации – его имя, в отличие от Мальро или Жоржа Бернану, там отсутствовало. Он убедил себя в том, что немцы признали его старейшиной французской литературы. Отказываясь от сотрудничества с властями и понимая, какому риску в связи с этим подвергается, писатель твердо верил, что его место во Франции и отказался уезжать из страны.

Фрай добился от него лишь согласия участвовать в будущем Комитете по патронажу и написать в Центр, если ситуация изменится в угрожающую сторону.[49]

Писатель Альфред Нейман был уверен, что дождется выездной визы и не нуждался в помощи. Так оно и случилось – через несколько месяцев он выехал в США.

Теодор Вольф, ассимилированный еврей, известнейший журналист и главный редактор газеты Берлинер Тагеблат с 1906 по 1933 год был одним из самых влиятельных обозревателей и комментаторов в области политики и культуры. В 1933 году последовала вынужденная иммиграция во Францию. Уговоры Фрая не помогли. Вольф никак не мог отрешиться от своих книг, картин, квартиры в Ницце и остался. В 1943 году итальянские власти задержали его и этапировали в Берлин, передав в руки гестапо. Вольф умер в еврейском госпитале[50]в Берлине, 23 сентября 1943 года от истощения и сердечной недостаточности.

Не сумели посланцы убедить и Анри Матисса, известнейшего французского художника. Не помогло упоминание о «дегенеративном» искусстве и прочем. В ту пору Матисс заявил: «Если все талантливые люди покинут Францию, страна станет гораздо беднее. Я начал артистическую жизнь бедным и не боюсь превратиться в нищего опять. Я запрусь в Ницце с моими двумя сотнями птиц и картинами». По мнению Фрая, художник жил достаточно комфортно, «в окружении своей коллекции африканских масок и скульптур, растений и тропических птиц». Выражение «комфортно» вряд ли точно отражало семейную ситуацию художника. В 1939 году Матисс развелся, затем выяснилось, что ему предстояла серьезная операция (колостомия). Не способствовал покою бурный роман с Лидией Дилекторской, одной из его моделей, которая осталась с художником до конца его жизни.

Матисса немцы не тронули.