Малоудачлив был и Данни. Художник Рауль Дюфи находился в тяжелом состоянии в больнице в Монпелье. Он отказался от услуг Комитета: «Я стар и болен. Я никогда не занимался политикой, Франция – моя родина, чего же мне бояться? У меня нет никакого резона и желания уезжать за границу. Я благодарен Музею Современного искусства, Фраю и Барру за заботу».

В Авиньоне Данни встретился с художником-графиком Франсом Мазерелем. Тот, напротив, полностью погрузился в политику, грезил о национальной революции и слышать не хотел об отъезде. Единственным достижением Данни оказалось согласие Августина Габарю уехать.

Отказались уезжать больной Василий Кандинский (он умер в 1944 году), виолончелист Пабло Казальс (ему, ярому противнику Франко, угрожала опасность). До Пикассо Фрай не «достучался» («Пикассо в Париже, не может писать и получать письма»).

Равнение на Мартинику

Впервые новость об открытии дороги на Мартинику принес Хайнц Оппенгеймер. Он появился однажды в офисе с таинственным видом и продемонстрировал новенькую выездную визу для себя и семьи. По его словам, корабль Виннипег отправлялся на остров Мартинику с группой французских офицеров. Один из них, хороший знакомый, имевший связи в префектуре полиции, уговорил кого-то выдать визу Оппенгеймеру. Разумеется, никому об этом не следовало рассказывать из-за боязни, что комиссия по перемирию дознается. Ее представитель всегда присутствовал на корабле и проверял документы.

Это был звоночек. Фрай вспоминал

Но в конце января [1941] многие беженцы обнаружили, что могут получить выездные визы. Я не знал истинной причины внезапного изменения политики, но оно, по-видимому, означало, что гестапо и подобного рода секретные организации уже прошлись по списку разыскиваемых ими людей и решили, кто им нужен, а кому можно дать улизнуть.

Вариан ошибался. С наступлением нового, 1941 года Гитлер заговорил об очищении Европы от евреев. А назначенный в марте Комиссар по еврейским делам в правительстве Виши объявил о намерении полностью приблизить антиеврейские законы к существующим на территории Рейха и расширить их действие на всей территории Франции. В какой-то степени ситуацию разъясняет нижеследующее циркуляр-письмо, написанное Министром внутренних дел Виши Марселем Пейрутоном в Министерство колоний:

Я имею честь информировать Вас, что рассматриваю возможность осуществления массовой эмиграции иностранцев, которые чересчур представлены во французском обществе и экономике. Учитывая их долю потребления товаров и неучастия в производстве таковых, с одной стороны, страдания от жестокого обращения, неизбежно применяемого по отношению к ним, с другой, таких иностранцев не следует оставлять в их нынешнем состоянии неопределенности. Социальная ответственность, забота о соблюдении гуманистических принципов вынуждают нас предпринять неотложные меры по депортации большого их числа в теплые края… Я имею честь спросить Вас – принимая во внимания необходимость срочного удаления по вышеупомянутым причинам этих людей из метрополии – возможно ли направить определенное их количество на французскую часть Карибских островов? Пребывание там вышеуказанных иностранцев явится, по сути, мерой временной и вызвано лишь исключительными обстоятельствами, в которых мы находимся.[51]

Трудно не заметить здесь противоречия. Если упирать на «долю участия в потреблении и неучастии в производстве», т. е. обвинении иностранцев в «тунеядстве», то на лицо явная ксенофобия. С другой стороны, Пейрутон толкует о некой неопределенности положения и соблюдении гуманистических принципов. Тогда идею депортации эмигрантов можно трактовать как либерализацию эмиграции. Связан ли был этот «гуманизм» с приближающимся окончательным решением еврейского вопроса? Поставило ли Германское правительство вишистскую Францию перед альтернативой: либо вы вышлете всех нежелательных иностранцев, либо мы займемся этой проблемой сами? Похоже, сбывалось предсказание Фрая в упоминаемой уже памятной июльской статье от 1935 года – Гитлер и Геббельс уже тогда предвидели «необходимость» физического уничтожения всех евреев.

Поскольку под «иностранцами» в подавляющем большинстве понимались евреи (и не только немецкие) предложение Пейрутона можно рассматривать и как попытку создания еврейской колонии по образцу «плана Мадагаскара», поддерживаемого нацистскими идеологами.

Французская колонизация острова Мартиники в Карибском море началась еще в 17 веке, хотя в начальный период он несколько раз переходил в руки британских войск. После франко-германского перемирия Мартиника официально считалась частью вишистской зоны примерно до половины 1943 года, когда его руководство перешло на сторону голлистов.

По всей видимости, в правительстве Виши нашлись высокопоставленные чиновники, кому пришлась по душе идея Пейрутона. Сохранилось послание Министра по делам колоний губернатору Мартиники, извещающее об отъезде 59 евреев, в основном немецких, и направляющихся в США транзитом через остров. Послание подтверждало разрешение на транзит

Таким образом, к обычному маршруту через Лиссабон добавились еще рейсы напрямую из Марселя. И, как выразился Фрай, «из более-менее приличной благотворительной организации, оказывающей регулярную материальную помощь людям и спасающей их от голода, Центр превратился в подобие бюро путешествий». Одних посылали через Португалию (там образовалась длительная очередь), других – на Мартинику.

Вариан просил консульство ускорить оформления въездных виз, а Шаминад предпринимал усилия для получения выездных документов.

По свидетельству Бенедита, одновременно с секретными заданиями, Жан и Морис работали в офисе по 10 часов в день, принимая поток визитеров и оформляя документы. Поль Шмирер и Вейслиц бегали от банка к портовым властям и обратно, резервируя места для отъезжающих; остальные члены комитета снабжали их нужной информацией и сопровождали по различным организациям.

Немедленно черный рынок наводнили билеты по спекулятивной цене. Денежный фонд Центра таял, хотя поездка на корабле обходилась гораздо дешевле, чем путешествие через Лиссабон.

18 февраля первые 15 протеже Центра покинули Марсель, положив начало короткому по времени, но зато очень продуктивному по числу выехавших периоду.

Во вторник, 25 марта 1941 года, Фрай с сотрудниками провожали на пирсе группу бывших обитателей и посетителей виллы Эр Бель: Андре Бретона с семьей, Виктора Сержа с сыном, кубинского художника-экспрессиониста Вильфреда Лама, известного ученого-антрополога Клода Леви-Стросса (Леви-Страуса), писательницу Анну Зегерс и др. Но если большинство пассажиров сравнительно спокойно подготовилось к путешествию, то Виктор Серж до последней минуты в отчаянии ждал решения своей судьбы. И лишь за два часа до отплытия корабля власти Виши дали согласие на транзитную визу в Мексику.

А всего на корабле Капитан Поль Лемерль отправилось в мучительное 30-дневное плавание к свободе около 350 человек. То было грузовое судно, тихоходное и едва приспособленное для перевозки людей.

Еще до отплытия, Виктор Серж, осмотрев эту посудину, сказал Данни Бенедиту: «Корабль напоминает банку сардин, в которую воткнули окурок».

На корабле имелись всего две каюты – женская для 3-х человек и мужская, для 4-х. Остальные пассажиры ютились на деревянных настилах, частично снабженных соломенными матрасами. Женщины располагались