Сообщаю тебе, что с Михаилом Белинским всё решено, и ты волен предлагать руку Елизавете. Венчание будет в Москве по настоянию Анастасии Романовны. Деревеньку, что на Куре стоит, тебе отпишу, так что о справке по имущественному состоянию твоему тревоги напрасны.

Ежели возникнет какая надобность в деньгах, вышлю тебе сто рублей почтовыми.

Твой отец, генерал-лейтенант Кирилл Петропавловский.»

Сердце Алексея упало. Тяжело стало на душе. Он чувствовал, что к этому и идут разговоры двух почтенных отцов семейств, но надеялся, что… Что отец всё же прислушается к чувствам дочери. Бедная Лиза, как она теперь будет? Что с ней сделается? Не видать ей больше Володю Емеленко. А тот… А они всё надеялись, что он дослужится до поручика в пару лет, и свадьбу сыграют. Алексей с силой потёр лоб. А если его с его ретивостью нестись сломя голову убьют? И придётся Лизе идти замуж за первого, чьё положение в обществе и состояние сочтут подходящими. И что ему с этим делать? Настроение совсем упало. А ведь скоро Павел прийти обещал. Алексей убрал письмо в ящик стола, с немного большей силой, чем было необходимо, толкнув его обратно.

Так, погрузившись глубоко в тяжёлые мысли, он и просидел, пока в дверь точно в назначенный час не раздался стук. Алексей вздрогнул от неожиданности, показалось, что отец каким-то образом сумел преодолеть разделяющее их расстояние и сейчас стучал ему в дверь. Отворил дверь, и на несколько ударов сердца его охватил потусторонний ужас. Молодая версия отца смотрела на него и ждала разрешения войти. И только когда он вспомнил, как дышать, то понял, что на пороге стоит не молодая версия отца, а Павел в засыпанной снегом серой солдатской шинели и фуражке, с которой он уже успел снять белый чехол. Второй раз в жизни ему бросилось в глаза сходство Павла с отцом. Единственный раз до этого был при их первой встречи. Алексей мотнул головой, сбросил наваждение и махнул рукой в приглашении пройти к нему.

Повторно обив сапоги от снега на пороге — день выдался снежным, — Павел зашёл. Оглядел комнату. Весь пол покрывал потёртый, но ещё красивый ковёр. Сомнительно, чтобы он был настоящим персидским, но пестрота ярких красок смотрелась достаточно красиво и необычно. Посреди комнаты стоял восьмигранный низкий стол, а в углу был квадратный столик с ящиками и натёртой до блеска бронзовой чернильницей на нём. Павел неспешно снял шинель и старательно отряхнул от снега, чтобы с неё не натекло в комнате. Алексей ничего не замечающим взглядом посмотрел на него и пошел ставить воду для чая. Гранённый чайник медленно набирал тепло, не торопясь отдавать его воде в нём, а Алексей задумался. После прочтения письма отца хотелось побыть одному и прийти в себя от таких новостей, но он постарался воспринять приход в гости Павла как чудесную возможность отвлечься. В конце концов, к нему пришёл его брат! Тот самый, которой так долго избегал его и не хотел знаться.

— Не замёрз?

— Нет.

Павел прошёл в центр комнаты и заметил висящий на стене портрет генерал-лейтенанта Петропавловского, который Алексей забыл убрать. Зацепился за него взглядом и молча смотрел. Пригладился. Мельком подумалось, что быть может зря он пришёл. Но заслышав стук чашек, направился к столу.

То, каким взглядом смотрел Павел на портрет отца, не прошло незамеченным мимо Алексея. Он так растерялся после письма, что забыл про всё. В глаза снова прямо бросилось сходство. Интересно, если бы Павел был законным сыном, он справился бы лучше с этой ролью, чем он? Наверняка. Выдержанный, хладнокровный и рассудительный — он точно бы смотрелся уместнее на его месте.

Алексей отошёл к книжному шкафу и задумчиво постучал по корешкам книг. Выдвинул несколько и поставил обратно. Начать разговор, когда все мысли были полны возможным бракосочетанием, было сложно, но он предпринял такую попытку.

— Я слышал, особо отличившихся на смотре стрелков одарят воинскими знаками.

— Может и одарят, но это не про меня.

Алексей вернулся к столу, налил чай в самую большую кружку из тех, что у него были, и подвинул к Павлу поближе.

— Я видел в списках твоё имя, брат.

Его брат промолчал. Ответить на такое было нечего, а потому он решил просто молча пить чай. Так и лишнего ничего не скажет. Посмотрел на сложившего под подбородок руки Алексея, который плавал в каких-то своих мыслях. Осторожно сделал глоток почти кипятка. Покатал во рту, чтобы не ожёг горло, и проглотил. Отставил чай в сторону — пожалуй, пить его было пока рановато. А значит, можно было и поговорить.

— Ты явно думаешь не о немецких винтовках, Алексей.

Глаза Алексея прояснились, и он весь словно вышел из какого-то забытья.

— Что? А-а. Я думал, удобно ли тебе теперь бриться.

— Вполне, — пошкрябал зачаток бородки. — Думаю снова отрастить бороду.

Алексей посмотрел на бритую часть:

— Кажется, сейчас в моде усы.

— М… — в голове мелькнуло: «Нет, буду слишком похож. Уж лучше нетипичная для солдат борода».

Словно услышав несказанные слова, Алексей поднял голову и посмотрел на портрет за спиной Павла. Да уж. Отвернулся от портрета, наклонил стул на задних ножках и дотянулся до лежавшей на столе пухлой кипы бумаг.

— Я пытался перевести, как мог, но немецкий слишком сложен. Боюсь, мне не везде удалось правильно подобрать слова, так как многие термины мне не знакомы. Надеюсь, ты всё же сможешь это разобрать.

Интерес, с которым Павел открыл чертежи и погрузился в их изучение, выглядел вполне искренне. У Алексея, до этого с нервозностью следившего, придётся ли это Павлу по душе, отлегло от сердца. Стало радостно, что он смог занять внимание брата чем-то достаточно для него интересным. А потом его взгляд снова упал на портрет, и он тяжело задумался, что же ему сказать Лизоньке. Ведь та расстроится. Но решили всё до них и за них.

Павел отложил чертежи.

— Знаешь, я иногда думаю, не жениться ли. Мне двадцать четыре, уже пора бы…

От столь неожиданно совпавших с главной темой его тяжких дум слов Алексей вздрогнул. Отставил подальше от себя кружку с чаем, чтобы случайно не залить все бумаги. С такой темой разговора этого стоило бы опасаться.

— Ты думаешь, двадцать четыре года подходящий возраст?

— Не знаю.

У Алексея пробудился интерес. Выходит, Павел тоже думает