Читать онлайн Преступление в повозке - Фергюс Хьюм

По сухой и пыльной извилистой деревенской дороге, ярко окрашенной лучами заходящего июльского солнца, громыхала старая коричневая повозка, такая же ветхая, как и дряхлая гнедая кляча, которая тянула ее вперед. Повозка была просторной, закрытой и вполне могла служить временным прибежищем для странника. Со всех ее сторон свисали жестяные банки, чугунные котелки, старые метлы, связки щеток и всякая прочая домашняя утварь наряду с коврами из козлиной кожи, шерстяными покрывалами, поношенной одеждой и множеством добротных ботинок. Сама повозка, нагруженная всеми этими товарами, скрипела и трещала, словно жалуясь на свой нелегкий труд, готовая вот-вот развалиться.

Совсем не таким был кучер – предположительно, владелец повозки. Он сидел очень прямо, всем своим видом выражая готовность к любой опасности, стройный, с отличной осанкой, худощавый, как тополь, и переполненный пылким жаром юности. Женщины назвали бы его красивым, увидев его чисто выбритое лицо, загорелое и гладкое, правильной формы с прямыми чертами, и коротко подстриженные темные волосы. Его решительно сжатые губы, проницательные серые глаза, сильная челюсть и квадратный подбородок – все выдавало в нем прирожденного лидера. Должно быть, он был военачальником, который теперь, в мирное время, руководил прибыльной торговлей – суровая, но справедливая правда жизни.

Он был одет в выцветший серый дорожный костюм, поношенную кепку, рваные гетры и тяжелые ботинки и управлял такой же ветхой повозкой – все ради торговли цыганскими товарами. Деревенского полицейского, прогуливающегося вдоль дороги, было сложно чем-то удивить, и все же он был поражен, когда эта унылая старая повозка с грохотом выехала из-за поворота. Загадочный возница был последним человеком, которого страж порядка ожидал увидеть перед собой в этой Богом забытой деревушке.

В тот же миг правая рука констебля Селвина метнулась к шлему, в то время как на его широком, круглом лице появилось выражение чрезвычайно искреннего удивления.

– Мистер Лоусон! – воскликнул он.

– Селвин! – отозвался Лоусон непринужденным, повелительным тоном, дружелюбно, но, не скрывая своего главенства. – Мы расстались в Кейптауне пять лет назад, чтобы встретиться в этой деревушке Рип ван Винкля[1]. Какого черта ты здесь делаешь?

– Я – полицейский в деревне Сарлей, сэр. Женат, детей нет. Стал работать в полиции через шесть месяцев после того, как мы дошли до Альберт-Дока. А вы, сэр? – Констебль внимательно оглядел одежду возницы и его повозку. – Вы делаете это из-за какого-то пари, сэр?

– Я делаю это, чтобы заработать себе на жизнь, Селвин. После очередного путешествия – жаль, что тебя не было со мной в тот раз – я направился в Южную Америку и провел уйму времени в дикой местности. Вернулся домой в прошлом году и узнал о смерти отца, который не оставил мне ничего, кроме своего благословения.

– Полковник умер, сэр?

– Два года как умер. Потерял все свои деньги в каких-то спекуляциях, и мне пришлось обеспечивать себя самому. Я спас мать какой-то цыганки, когда она тонула, и, когда она умерла девять месяцев спустя, то оставила мне эту повозку и лошадь. Я не мог позволить себе открыть лавку, так что решил заняться разъездной торговлей».

– Но такой джентльмен, как вы, мистер Лоусон…

– Все в порядке, Селвин. Я превосходно провожу время, хотя такие приключения, как тогда в Африке теперь уже не случаются. Но раз ты здесь, я хочу остановиться где-нибудь поблизости на эту ночь.

– Сарлейский лес – неплохое место, – предложил полицейский, указав пальцем себе за левое плечо. – Четверть мили вперед, сэр. Там есть хорошая поляна и вода для лошади. И никто не скажет и слова, не будь я…, – голос Селвина стал звучать жестко, – Не в моем стиле так обращаться с джентльменом, который спас меня от угрозы быть убитым таким монстром, как Дэниел».

– Который был не так уж и страшен, – со смешком ответил Лоусон. – Навести меня сегодня.

– Есть, сэр! – выпалил его старый товарищ и отдал честь. – Могу я что-нибудь сделать для вас, сэр?

Лоусон вынул из кармана шиллинг.

– Можешь – купить мне табак!

– Вирджинский табак тонкой нарезки, сэр. – Полицейский ловко прокрутил монету в руках. – После двух лет охоты и перестрелок плечом к плечу с вами, сэр, я знаю этот сорт, как никто другой, – он окинул повозку восхищенным взглядом – хотя его восхищение, конечно, было обращено на кучера, а не на саму повозку, которая вызвала у него отвращение.

Дик – это было его прозвище Лоусона, образованное от его личного имени для нескольких его самых надежных друзей – с легкостью нашел лес, о котором говорил констебль, и почти с такой же легкостью отыскал в самом сердце леса поляну. Там, рядом с чистым прудом, под сенью шелестящей листвы молодых буков, он остановил свою обветшалую повозку, чтобы разбить лагерь, как в старые добрые дни в Африке. Но теперь с ним не было готового ко всему Селвина, который помог бы ему, как в былые времена, и он сожалел об отсутствии товарища. Но, как бы там ни было, отработанным на протяжении многих лет движением Лоусон распряг старую клячу, нашел ей место для пастбища и привязал ее. Рядом проходила петляющая тропинка, которая, насколько он знал, никуда не вела, и он привязал животное к березе рядом с началом этой тропинки. Потом он разжег костер, наполнил котелок водой из бурлящего ручья, который впадал в пруд, и приготовил сковородку, чтобы поджарить яичницы с беконом.

К тому времени, как он выложил свои оловянные столовые приборы – вилку, нож и ложку – на грубую белую скатерть, расстеленную на удобном пеньке, вода уже кипела, а содержимое сковородки начало шипеть. Дик заварил горячий крепкий чай и насладился поистине замечательным ужином, который был как раз кстати после его долгой поездки из Тархавена в эту глухую деревушку. Не то чтобы он знал деревню Сарлей или желал здесь побывать, но он знал, что она находилась достаточно далеко. В то же время Лоусон был крайне удовлетворен своим уединением и лениво прилег у костра, выкуривая сигару и размышляя о своем нелегком будущем. Перспектива была отнюдь не обнадеживающей: казалось, он опустился на самое дно. До него доносился бой церковных часов из деревни, которые исправно извещали о каждом прошедшем часе, и он настолько глубоко погрузился в свои мысли, что был поражен, когда часы пробили десять раз. Очнувшись от своих дум, он изумился, как же быстро летит время.

– Десять часов, ей-богу! – сказал путешественник вслух, после чего встал, потянулся и сладко зевнул. – Пора спать. Как я буду ночевать сегодня – под одеялом или под открытым небом?

В небе светила луна, и Лоусон разглядел росу на траве, так что он залез в повозку, чтобы достать ночник. На кровати он увидел конверт, который, видимо, выпал, у него из кармана. Так как в этом конверте содержалось возможное решение вопроса, касающегося его будущего, он достал письмо, чтобы освежить его в памяти. В послании ему предлагали обратиться к леди Хэмбер из Сарлейского суда, чтобы устроиться судебным приставом под ее началом. К письму была прикреплена визитная карточка с именем Оливер Боллерд и короткой рекомендацией для ее предъявителя. Кивая самому себе и размышляя, приведет ли это все к чему-либо, Дик убрал письмо и карточку обратно в конверт, а конверт положил во внутренний карман, после чего снова зевнул и начал снимать пиджак. Но не успел он вытащить руки из рукавов, как замер и прислушался, напрягшись, как напуганный зверь. В ночной тишине послышался крик – женщина кричала от боли, он уже слышал такое несколько раз в Африке. Возможное происшествие, необычное для такой уединенной деревни, заставило его снова натянуть пиджак и стремглав броситься вниз по ступенькам повозки. Подбежав к затухающему костру, он услышал тихий стон где-то в темноте, и кинулся к вязанке хвороста, чтобы подбросить его в огонь. Но жертва была за пределами видимости, и только когда Лоусон услышал стон еще раз, он понял, откуда исходит этот звук. В несколько прыжков он достиг начала тропинки, где была привязана его лошадь, и мысленно отругал себя, что не взял с собой фонарь, который мог бы дать ему достаточно света, чтобы можно было разглядеть, что за человек перед ним и в каком он – или она – состоянии. Как оказалось, это и правда была женщина, в чем он убедился, когда она объяснила свой неистовый крик.