Павел умолк окончательно. Вот так вот шёл за чертежами, чаем и орехами, а вышло такое. Как всегда впрочем.

Алексей почти обречённо обратился к тому, кого бы он мог попросить о помощи в таком деле. Павел ведь всё-таки его старший брат.

— Как мне быть?

Что отвечать, тот не знал.

— Отказы не принимаются?

— Я не могу поставить в нелепое положение Елизавету Михайловну.

Как сложно. Эти дворянские условности. Да и в целом…

— Ну а чем плоха ваша женитьба?

— Но я не могу! Мы же знаем друг друга с детства! И она достойна умного и храброго человека, который будет заботиться, любить и оберегать её, а не меня.

— А ты что? Не будешь заботиться и оберегать? А любовь… Ну кто выходит замуж по любви?

— Но мы же почти родственники!

— И что? А ты думаешь, в случае твоего отказа её не выдадут замуж за какого-нибудь старого хмыря с большим состоянием? Или думаешь, что старикашка на тридцать лет старше или жирный боров, брюхо которого больше его состояния, — то, что ей нужно?

Алексей посмотрел глазами раненого оленя.

— И будет твоя Лизонька в первую брачную ночь лежать под каким-нибудь кондратным дедом и зачинать ему наследников. Зато не с тобой. Люди вашего положения по любви не женятся. Пожалел бы девку от такой судьбы. Ведь, в конце концов, никто не узнает, если вы не будете работать над продолжением рода… И развод ей дать ничто не мешает с наследством, если она в кого влюбится.

Павел смотрел на Алексея и думал, откуда он такой дурак выискался. И лет вроде не мало, и рос в соответствующей среде.

Уши Алексея заалели, но голос был предельно серьёзным.

— Она тайно помолвлена с одним человеком, — Алексей хотел сначала сказать, с кем именно, но это была не его тайна. — Он из благородной семьи, но слишком молод, потому они решили подождать.

— О. А что думает её отец? Подумает, если узнает, — поправил Павел себя. — Выставит её на мороз на позор. И точно ли этот человек, имени которого ты не решаешься назвать, может на ней жениться? А не поматросит и бросит?

Алексей сжал голову руками, будто её что-то разрывало изнутри и только так можно было хотя бы попытаться удержать её целой.

— Я лично знаю этого человека. И Елизавета Михайловна умная девушка и не допустит никаких вольностей, — последнее было сказано так, словно он сам пытался убедить себя в этом. После ношения ею книг весьма фривольного содержания Павлу, уверенность в её благоразумии довольно сильно пошатнулась, но не настолько, чтобы допустить недозволенные вещи.

— В самом плохом варианте я всегда предложу ей свою руку.

— Да? А твой отец против не будет? А то знаешь, как же репутация?

Алексей сжал зубы:

— Я не прощу себе, если она попадёт в беду. Моя рука в её распоряжении, и она это знает.

Павел покивал с умным видом.

— Значит, ты против того, чтобы она читала нескромные книжки, но отношения с шестнадцатилетним безмозглым молокососом поощряешь?

— Ему восемнадцать. И я не поощряю их отношения. И присутствовал на половине их встреч. Но второй половине присутствовала её нянюшка.

— Был третьим лишним? — Павел позволил себе улыбку.

Алексей заметил, что тот утратил серьёзность, и стушевался. Буркнул:

— Был тем, кто не допустил бы лишнего.

Павел вздохнул.

— И что ты собираешься всё-таки делать сейчас?

Алексей устало сел на стул.

— Я не знаю. Хотел спросить твоего совета, ведь ты лучше разбираешься в подобных делах.

Есть орехи Павлу расхотелось окончательно, так что он убрал орешек, который взял, но так и не успел положить в рот, обратно в вазочку.

— Я? Почему? По-твоему, я много свадеб расстроил?

Алексей совсем отчаялся.

— Но у тебя хотя бы был опыт дел с женщинами.

«Какая засада», — подумал Павел. И он сам себя в неё загнал.

— И как ты предлагаешь его здесь применить?

В глазах Алексея появилась неуверенная надежда. Он пристально смотрел на брата.

— Не знаю.

— Хм. Впрочем, может нам сходить в публичный дом? Вероятно, это испортит твою репутацию достаточно, чтобы отец Елизаветы перехотел её за тебя выдавать.

Услышать такой способ решения проблемы Алексей никак не ожидал. Но Павел вероятно лучше знал. Он несмотря на то, что покраснел, только молча кивнул, соглашаясь на любое предложение Павла.

А тот совсем скис. Он сказал лучшее, что мог предложить и посчитал, что его полномочия на этом закончились. Уныло взял орех, повертел его в пальцах, раздумывая есть или не есть, но всё-таки съел. Но вкус радости особой не принёс. Только пальцы зря запачкал. А ведь мог быть хороший вечер. А вместо этого пришлось разбирать проблемы Петропавловских. О да, это именно то, о чем он мечтал всю жизнь. Даже чертежи перестали радовать. И во рту после сладких орехов появился какой-то кислый привкус. Павел поторопился запить его чаем.

Алексей грустно сидел и искоса смотрел на скуксившегося Павла. Опять у него вышло как всегда. Испортил только начинающиеся налаживаться и укрепляться отношения с братом, да ещё и навалил на него свои проблемы и рассказал тайну Лизоньки. Ну вот что он за человек такой? С неожиданной силой захотелось провалиться на другую сторону земли. До слёз обидно, ведь он так хотел провести вечер с братом. Ждал, готовился, и в итоге всё пошло наперекосяк. Алексей вспомнил про заготовленный подарок. И правда? Чего это он? Надо хоть перчатки подарить. Резко подскочил с места за спрятанными перчатками и, когда стоял наклонившись с ними, услышал.

— Не приду к тебе больше в гости, — Павел отодвинул от себя чашку с недопитым чаем и гору чертежей.

Алексей застыл как был в неудобной позе. Новые перчатки выпали из ослабевших пальцев на пол. Павел повернулся на звук. С недоумением посмотрел на упавшие перчатки. Что это тут Алексей собирался делать? Ответ на вопрос не заставил себя ждать. Алексей поднял перчатки и поднялся сам, протянул их Павлу и, не глядя на него, сказал ровным голосом:

— Я понял. Прости.

— Что это?

Перчатки Павел всё же взял.

Скрипнула доска под весом Алексея, когда он развернулся к письменному столу лицом, а к Павлу спиной. Медленно провёл пальцем по линиям гладко отшлифованного стола.

— Тебе же велики твои перчатки. Это новые. Они