Шрифт:
Закладка:
Взаимная активация — вот суть дела; поскольку сила человеческого эго, используя разнообразные средства проверки реальности, шаг за шагом включается в сеть взаимовлияний, индивид приводит в действие других, даже если он сам приводится в действие, и наделяется активными свойствами, даже если он сам наделяет ими других. Это действительность эго; являясь преимущественно предсознательной и бессознательной, она должна изучаться психоаналитическими методами.
И все же действительности actualities могут быть общими, как и реальности realities. Члены одной возрастной группы обладают аналогичными сочетаниями возможностей и ресурсов, а члены разных возрастных групп зависят друг от друга по причине взаимной активации дополнительных сил эго. Здесь исследования «внешних» условий и «внутренних» сходятся в одном фокусе. Можно рассматривать актуальность, ограничившись определенной ступенью развития индивида, либо его личными обстоятельствами, или историческими и политическими процессами, фактически я буду говорить обо всех них.
Концепция активации имеет непосредственное отношение к последним доминантным интересам позднего Давида Рапопорта, оставившего нам работу, в которой он развязывает клубок противоречившие формулировок различных значений терминов «активность» и «пассивность», для того, чтобы дать определение активному и пассивному состояниям эго. Активное состояние эго ведет к интегрированному действию, тогда как пассивное состояние характеризуется «беспомощностью перед лицом побуждающей потребности» и «параличом… контроля»[32]. Интересно, не лучше ли было бы оставить термин «пассивность» для определения других явлений и говорить о бездеятельности эго как о такого рода пассивности, которая составляет для него существенную опасность. Пассивность может быть и активной адаптацией, в то время как бездеятельность приводит к параличу. В любом случае для эго чрезвычайно важно сохранять активное состояние не просто путем компромиссов с реальностью, а путем избирательного вовлечения в актуальность.
* * *
Существует много причин, по которым молодой человек начинает выражать активную озабоченность правдой, — он одержим, изменчив и претенциозен, и в то же время, беззащитен в смысле Анны Фрейд, но постепенно он приходит к уместным решениям и продуктивным соглашениям. Он может начать делать личную ставку на точность, правдивость и достоверность, на честность, искренность и надежность людей, методов или идей. Я уже где-то постулировал «верность» как сущность всех этих видов озабоченности.
В юности новые побуждения должны находить санкционированный выход или держаться под запретом, и поскольку мощный дикий регрессивный импульс должен чем-то сдерживаться, совершенно необходимо для эго в этот период давать клятву в появляющейся и зреющей верности. Это и происходит в обществах, которые ради своего обновления должны получать от своей молодежи с помощью различных видов «конформаций» (структур) клятву в особого рода верности в форме идеологического соглашения.
Пиаже и Инхельдер, изучая мыслительные процессы у подростков путем постановки перед ними экспериментальных задач, признали тот факт, что в юношеском возрасте зреют и «гипотетический», и «дедуктивный» способы мышления. Так, подросток, прежде чем начать манипулировать находящимся перед ним материалом (что предподросток делает неуверенно), ждет и представляет себе возможные результаты, даже засиживается после эксперимента, пытаясь отыскать правду за известными результатами. Эта способность формирует, я думаю, базис для дальнейшего развития в позднем юношеском периоде исторической перспективы, которая не только расширяет пространство для воображаемых спекуляций по поводу того, что могло бы произойти в прошлом, но и способствует умению выбрать несколько альтернатив из огромного числа возможных при «тотальных» поисках простых путей.
Молодежь в то же время охвачена невозможностью освободиться от необратимости детской идентификации, неискоренимости тайных грехов и «стесненных» социальных условий, а также озабочена вопросом свободы в самых острых проявлениях. Там, где чувство роковой предопределенности превалирует, поиск причин этого немедленно становится идеологическим, вопреки интеллектуальному подходу. То, что нам кажется простым толкованием, для молодежи приобретает форму законных положений.
Использование знаний той иной ступени жизни не просто тренировка ума, эти знания дают новую модель верификации, которая расширяет видение индивида в целом. Мы знаем, что в патологии определенные виды психопатических оговорок и чисто психотического отрицания должны находить свое объяснение в юношеских переживаниях. Только тот, кто понимает необратимый характер исторической правды, может пытаться ее обойти или отступить от нее.
Я уже упоминал о верности и указывал, что считаю ее всеохватывающим качеством, созревающим в пору юности. В другом случае я называл это качество добродетелью и хотел бы коротко поделиться с вами теми соображениями, которые побудили психоаналитика к употреблению такого слова.
Добродетель послужила различным целям в разных системах ценностей. Римляне подразумевали под ней то, что делает человека человеком, а христианство — то, что придавало дух мужчинам и душевность женщинам. Она проявлялась в таких качествах, как суровость и стойкость, кротость, сострадание и самоотверженность. Но она всегда означала всеохватывающую силу, силу действенную, не только сияющую, но и «согревающую и отдающую тепло».
Я ввел это слово в оборот, чтобы подчеркнуть, что обеспечить действенность любой ценности может лишь сила, лежащая в ее основе, что сила «индивида» развивается из взаимодействия структур личности и общества, и что она, как и все человеческие возможности, проявляется на ступенях развития, т. е. на ступенях изменения условий.
Поэтому верность не может сформироваться до ступени юности по ряду причин (психологических, когнитивных, психосоциальных и психосексуальных), о которых я не буду здесь говорить. В то же время и по тем же причинам она должна сформироваться в юности, чтобы оградить эго от чрезмерно разрушительного кризиса и длительного расстройства. Таким образом, добродетель встроена в программу развития индивида так же, как в основную структуру любого общественного порядка, поскольку они сформировались вместе.
* * *
[Обратимся теперь] к методологическим проблемам и к разнообразию исторических процессов, которые неизбежно становятся предметом нашего интереса. История — все еще та область, которой психоанализ уделяет мало внимания, хотя психоаналитики и обращаются к прошлому, чтобы проверить свои способы реконструкции. Но мы не можем больше придерживаться одностороннего подхода, выражающегося в привычке объяснять поведение лидеров или масс их детством. В «Молодом Лютере» я описал детство и юность Лютера и показал, что реформатор и его детство, так же, как и детство и реформаторство тех, кто воспринял эти реформы и объединился в едином историческом деянии, являются результатом определенного, соответствующего эпохе стиля адаптации и реадаптации.
Но расстояние между историей и клиникой огромное, и оно не уменьшится ни по размеру,