– Что вы со мной будете делать? – Элемиец, как мне показалось, натужно выдавил слова и начал втягивать голову в плечи.

– Не волнуйтесь, – поспешил его успокоить, надеясь, что я правильно расценил его реакцию. – Я ничего не буду с вами делать, всего лишь разговор. Давайте я вам кое-что покажу.

С этими словами я поднялся с места и направился к одной из стен. Карий после небольшой заминки тоже поднялся и подошел, встав рядом. Я провел рукой перед стеной, и она тут же стала прозрачной. Нашему взору открылся огромный ангар, где во всю длину, в несколько рядов, стояли стеллажи, упиравшиеся в потолок. От каждого из них тянулось множество кабелей, свисающих с полок и падающих на пол, где они были аккуратно собраны в большие жгуты. А на полках лежали хорошо узнаваемые анабиозные камеры.

– Их здесь тысячи, Карий. Тысячи представителей вашего народа, и их будет становиться все больше. Все легли в эти камеры в надежде, что их спасут, как и вы, Карий. – Я обернулся к элемийцу, который не шевелясь рассматривал открывшейся ему вид. – Но этим планам не суждено сбыться, или, по крайней мере, они откладываются на неопределенный срок.

Карий медленно приложил руку к стеклу и после непродолжительной паузы сказал:

– Мы принесли много бед как другим цивилизациям, так и себе. Я понимаю. Может, позволите нам всем прожить последние дни в сознании?

Глядя на эту сцену, я хмыкнул:

– Похвально, Карий, что вы осознаете свою вину и готовы за нее платить, но причина другая. Мой народ поразила та же беда, что и ваш.

Элемиец вдруг отдернул руку и обернулся ко мне:

– Эомер?

– Да. То, что поразило вас, теперь убивает людей в нашей родной звездной системе, и те, кто остался снаружи, пытаются это предотвратить.

– Но как, каквы собираетесь бороться с этим чудовищем, если даже мы не смогли его одолеть?

Перевод речи элемийца звучал сухо, но по изменившемуся тону произнесенных звуков мне показалось, что сейчас это было сказано на эмоциях. Я просто указал на стол и направился в ту сторону, на ходу проговаривая:

– С вашей помощью, Карий, с вашей помощью.

Разговор со старшим координатором вышел долгим и больше похожим на допрос. В основном меня интересовала более подробная информация об элемийских ИскИнах, а также местоположение всех баз и станций. Конечно, он не мог знать, да и помнить, что где находится, но подробно разъяснил, где искать. Меня интересовали не сами базы, а функционирующий флот, который мы сможем прибрать к рукам.

Также меня интересовало все, что связано с попытками побороть заразу, от чего Карий открестился, сославшись на то, что только получал сводки о таких попытках. Но неожиданно он встрепенулся и произнес:

– Но вы можете найти упоминания об этом на наших узловых планетарных базах.

– Вы имеете в виду планеты-заводы?

В принципе, подобные догадки у меня и у моей команды были. Где еще могли пытаться это сделать в условиях, когда столичная система оккупирована? Правда, меня смущала одна деталь, а именно отсутствие таких работ на Оршу. Хотя мы могли и проглядеть.

– Да. На таких планетах представлены все касты, только там и могли что-то предпринять.

Подтверждение догадок, – это, конечно, хорошо, но для проверки потребуется как-то уговорить командующего силами Оршу. А остальные планеты базы я даже не рассматриваю, так как для подчинения планетарного ИскИна нужен кто-то постарше, а это ИскИн метрополии. Или придется убить о них весь флот, чего очень не хочется. Хотя и этот вариант нельзя отбрасывать.

Карий замолчал и повернулся к стене, где все еще виднелись стеллажи с его сородичами.

– Если бы только мы могли помочь? Там наверняка есть те, у кого больше полномочий, чем у меня, возможно инженеры и военные.

А это неплохая мысль, дополнительные ресурсы нам не помешают, тем более хорошо замотивированные ресурсы, вот только как это реализовать? Неожиданно пришедшая мысль полностью захватила мое сознание, что я уже не мог усидеть. Но для ее реализации придется вскрывать каждую капсулу, на что уйдет куча времени. Но возможно, есть и другой путь.

– Скажите, Карий, а определить принадлежность лежащего в анабиозной камере, не вскрывая ее, возможно? – спросил я, затаив дыхание.

– Да. Эти данные автоматически заносятся в журнал камеры, чтобы медики смогли определить приоритетность.

Возможно, моя улыбка показалась элемийцу жутким оскалом, но я не смог удержаться. В это время в помещение вошли вызванные мною медики и обступили старшего координатора. Тот, видимо не понимая, что происходит, начал вертеть головой, рассматривая новых действующих лиц.

– Старший координатор, – решил я обратиться по званию, – сейчас вас снова введут в сон, но вскоре вы понадобитесь для беседы с другими элемийцами. И возможно, ваш народ все же сможет принять непосредственное участие, но это будет зависеть только от вас.

⁂

Сразу же после разговора с Карием я направился в инженерный центр, по пути размышляя о насущном. Мы здесь торчим уже полгода, но ни на шаг не приблизились к решению проблемы. Никаких подвижек в борьбе с агрессивными бактериями. Как сказали мне медики, «это гадание на кофейной гуще», и они правы. Получить образцы мутировавших бактерий мы не можем, да и опасно это, поэтому приходится работать либо с неактивными, которые имеются у нас в изобилии, либо с элемийским вариантом, что не одно и то же. И это тупик.

Та же история с преодолением гиперпространственного барьера, – у инженеров и ученых голова пухнет от всяких гипотез и экспериментов, толку чуть. Можно, конечно, попытаться долететь от границы барьера на максимальной скорости, но расчеты показали, что мы можем достичь максимум трех процентов скорости света. И это при том, что корабль будет состоять из баков и двигателя и ничего дополнительно на борт не возьмешь. Но даже при такой скорости корабль будет добираться семь лет, а у людей внутри Солнечной системы остался год-полтора. И здесь тупик.

Преодолев сотни метров коридоров, я все же добрался до инженерного центра, где увидел уже знакомую мне картину. Вокруг стола теснились человек двадцать и, глядя на графики, столбцы и формулы, обсуждали очередной эксперимент. Но раньше это выглядело энергичнее, у каждого была своя идея, и люди пытались доказать, что именно ее и нужно проверить. Но когда проверили их все, потом еще столько же, вся эта дискуссия превратилась в немые гляделки с редкими репликами.

– Виктор Степанович! – позвал я главного инженера.

Зарубин смотрел на данные, прикрыв рот рукой и подперев ту под локоть другой. Услышав, что его зовут, он обернулся и выдал вопросительное:

– Ум-м? – Но, узнав меня, добавил уже более осмысленное: – А, Михаил Валерьевич, какими судьбами?

Это была своего рода игра, я каждый день заходил сюда, иногда по несколько раз, и интересовался их успехами, а Зарубин всегда делал вид, что не ожидал моего появления. И я не стал нарушать сложившиеся традиции, поэтому спросил, когда тот приблизился:

– Как ваши успехи?

– Никак, – буркнул Зарубин. – Попытались облучить барьер теми же частицами, что мы используем при открытии гипера, но придали им на порядок больше энергии.

– И как? – искренне заинтересовавшись, спросил у Зарубина.

– Никак, – махнул тот рукой. – Чуть корабль не потеряли. Такая турбулентность пошла, что еле унесли ноги. Вот сейчас, – он обернулся и указал на изображение с данными, – пытаемся понять, что произошло, но ни черта не понятно! – закончил он эмоционально и погрузился в себя, видимо продолжая думать об эксперименте.

– Виктор Степанович! – позвал я его.

– Ум-м?

– Я вот по какому вопросу зашел. – Когда убедился, что Зарубин слушает меня внимательно, продолжил: – Я бы хотел, чтобы вы посмотрели анабиозные камеры элемийцев и выяснили, можно ли изменить режим их работы.

– А конкретнее? – почуяв интересную задачу, сделал стойку Зарубин.

– Нужно погружать элемийцев в анабиоз, но до такой стадии, чтобы мозг все еще нормально функционировал.

Зарубин непонимающе выгнул бровь.

– Есть идея запихнуть элемийцев в виртуал, что позволит с ними общаться, не тратя времени в реале и не подвергая их опасности.

– Интересно. Но сразу скажу, если даже это и удастся, то из моих скудных знаний медицины могу сделать вывод, что работать их мозги будут очень медленно-о-о. –