Шрифт:
Закладка:
– Ну, если вдруг что-то припомните…
– Однако в среду утром Марианна отдыхала, так что я всегда приглашала её на кофе. Глупо было бы сидеть каждая в своей квартире и даже словом не обмолвиться. И я точно помню, когда она заходила в последний раз, – значит, это было какое число? Второе мая?
– Я даже не знала об этом, мама.
– Ну, что же мне теперь тебе обо всём подряд рассказывать, дорогая? – Бриндис слегка сжала плечо дочери.
– А когда вы встретились в тот раз, вы не заметили в её поведении ничего необычного? Может, она была чем-то обеспокоена?.. – спросила Эльма.
– Да нет, ничего необычного. – Казалось, Бриндис удивлена. – Я бы, безусловно, связалась с вами, если бы на то были основания. Мы с Марианной просто поболтали о том о сём. Думаю, ей было не особенно интересно делиться историями о своих романтических отношениях с такой старушкой, как я. Однако мы много говорили о прошлом. Я рассказывала ей о том периоде, что провела в Копенгагене, и о жизни в пансионе, а Марианна говорила о своей юности. Хотя похоже, что эта тема всегда… как вам сказать?.. будила в ней печальные воспоминания. Она ведь потеряла и брата, и мать.
Несколько разочарованная, Эльма кивнула:
– То есть странным вам ничего не показалось?
– Ну… вот тот телефонный звонок, – произнесла наконец Бриндис. – Ей кто-то позвонил, а она взглянула на экран и выключила телефон. Не захотела отвечать.
– Она не сказала вам почему?
– Нет, только посмотрела на телефон и выключила его. А почему, я не знаю.
В очередной раз изучив распечатки, выяснить, кто звонил, не составило бы труда. Эльма подозревала, что звонок поступил от Сайюнн, поскольку полиция уже успела проверить всех, кто связывался с Марианной в течение нескольких месяцев до её исчезновения.
– На случай, если вспомните что-то ещё, оставлю вам свой номер.
Взяв листок с номером Эльмы, Бриндис задумчиво его рассмотрела.
– Я как-то спрашивала Марианну, почему она сюда переехала. Мне казалось, что ей довольно одиноко. Ни родственников, ни семьи у неё здесь не было. От ответа она ушла, но я почувствовала, что случилось что-то плохое. Как бы там ни было, говорить на эту тему она явно не желала. – Бриндис подняла глаза. – Но я что-то заболталась. Пойду дам ребёнку банан.
Сайюнн действительно пыталась дозвониться до Марианны в среду утром до того, как та пропала. У них, очевидно, возникли некоторые разногласия, и на следующий день Эльма собиралась выяснить, какие конкретно. Вернувшись на работу, она вновь просмотрела соцсети Марианны, но никаких сообщений от Сайюнн не обнаружила. У неё даже не было аккаунта, и информации о ней в интернете было крайне мало. Похоже, она относилась к тем немногочисленным исландцам, что не пользуются соцсетями.
Однако в переписке Марианны внимание Эльмы привлекли два факта. Во-первых, там имелись сообщения от Хафтора. Он писал Марианне ежедневно, чаще всего начиная сообщения с вопроса о том, где она и чем занимается. Его послания выглядели вполне себе невинными, хотя в них и считывалась некоторая назойливость. Почему бы ему было просто не спросить, как у неё дела?
Во-вторых, сообщения, которыми Марианна обменивалась с Хеклой, целиком состояли из упрёков и выражений недовольства. Например, во многих из них Марианна требовала, чтобы дочь немедленно возвращалась домой, но ответа не удостаивалась. В других же сообщениях перечислялось то, что Хекле надлежало сделать по дому: пропылесосить, загрузить грязную посуду в посудомоечную машину, навести чистоту в ванной. Ещё Марианна критиковала дочь за то, что она разбрасывает свою одежду где ни попадя, уничтожает все запасы молока в доме, забывает выключить свет и тому подобное. Эльма откручивала ленту сообщений назад, но ни одного положительного замечания со стороны Марианны, каким бы незначительным оно ни было, не находила. Складывалось впечатление, будто сообщения Хафтору и Хекле были написаны двумя разными людьми.
Лёжа на диване в доме родителей, Эльма размышляла о том, почему Марианна вновь и вновь пыталась дозвониться до Хеклы в день своего исчезновения: девочка ведь была на плавании, и мать наверняка об этом знала. Чего же она хотела и по какой причине отправилась в Акранес?
Поток мыслей Эльмы прервала музыкальная заставка, предварявшая выпуск новостей, и на экране появилась блондинка, которая поставленным дикторским голосом поприветствовала телезрителей.
– А она живёт в Акранесе, – подал голос отец Эльмы, не отрываясь от судоку.
Эльма что-то промычала в ответ, и тут завибрировал лежащий возле неё мобильник: пришло очередное сообщение от Дагни. Будучи не в силах прочесть его прямо сейчас, Эльма выключила телефон, надеясь, что Дагни не станет на неё сердиться. В субботу они собирались вместе поехать в Рейкьявик за подарком для отца. Эльма с тревогой ожидала этого дня, опасаясь, что всё пойдёт наихудшим образом: ей хотелось столько всего высказать Дагни, но она сознавала, что ни к чему хорошему это не приведёт. Как раз сегодня, заметив игровую площадку возле дома Марианны, она вспомнила один эпизод из своего детства. Вернее, её внимание привлекла не площадка как таковая, а стоявшая на ней паутинка – сводчатая конструкция для лазания, с которой можно было свешиваться. Точно такая же когда-то имелась на площадке недалеко от родительского дома Эльмы, пока весь игровой комплекс не обновили.
– Папа, – обратилась она к отцу.
Тот издал утробный звук, означавший, что он её слушает. Устроившись в кресле, он переводил своё внимание с судоку на телеэкран и обратно. Из кухни доносилось бурление кипящей воды.
– Помнишь, когда Дагни с подружками оставили меня на игровой площадке и тебе пришлось меня оттуда забирать?
Не поднимая глаз от своей головоломки, отец снова что-то пробурчал в ответ.
– Почему?.. – Эльма осеклась. – Сколько мне, по-твоему, было лет?
– Вроде шесть. Ну или семь.
– Они сказали, что сбéгают за леденцами для меня, – вспоминала Эльма. – Хлопьями валил снег, а я всё ждала и ждала их несколько часов кряду, пока женщина, что заметила меня из окна, не забеспокоилась и не подошла ко мне.
Тут отец снял очки и взглянул на Эльму:
– Ну, не несколько часов…
Он вдруг показался Эльме моложе – без очков и в свечении, что исходило от телеэкрана. Эльма всегда была маминой дочкой, а с отцом проводила не так много времени: он работал плотником и возвращался домой поздно, весь перепачканный и пахнущий опилками и полировальным маслом. Со всеми проблемами маленькая Эльма бежала к матери, которая с большим удовольствием их