Шрифт:
Закладка:
Мы сами по этой части придерживаемся простого и вполне определенного мнения: с еврейством бороться нельзя, а с деструкцией – нужно; с расой – нельзя, с нигилизмом – нужно. Само то, что в современной Германии приходится проводить подобные разграничения, – факт постыдный. В этом специфическом отношении все другие европейские народы – имею в виду Европу Западную и Южную – нас уверенно превосходят338.
По существу, этот фрагмент написан против антисемитизма: вспомним, как во второй главе Курциус говорит о радикализованных правых массах: они присвоили себе понятие о «национальном мышлении», которое, впрочем, у них равняется «примитивным формулам и заключается примерно в том, чтобы ненавидеть евреев и почитать расовые мифы»339. Тем не менее в поздние годы слова Курциуса о том, что «наши евреи в значительной степени остаются привержены скепсису и деструкции», неоднократно использовались противниками и критиками Курциуса для разного рода обличительных выпадов. Особенно выделяются по этой части две работы: статьи «Romanistik und Anti-Kommunismus» (1972) Михаэля Нерлиха340 и «Toposforschung als Restauration» (1972) Петера Йена341; оба автора напрямую обвиняют Курциуса на основе этого фрагмента из четвертой главы «Немецкого духа» в антисемитизме. Нельзя не заметить, что Нерлих подчас неверно цитирует слова Курциуса (центральный упрек, например, основан на полном перетолковании слов «отпавшие евреи» без учета полной фразы: «евреи, отпавшие от идеи еврейства как таковой, от убеждений избранного народа»), а Йен в целом допускает множество фактических ошибок (например, в его изложении, Ганс Науман составил свою «Немецкую нацию в опасности» в поддержку Курциуса, в то время как на самом деле эта работа написана в опровержение). Центральное обвинение Нерлиха и Йена – антикоммунизм; по мнению этих авторов, неприятие леворадикальной идеи каким-то образом сближало Курциуса с идеей праворадикальной. Попытки создать образ Курциуса-антисемита представляются, у этих авторов, инструментом политической борьбы; гипостазированное (как сказал бы Мангейм) отождествление антикоммунизма с антисемитизмом и фашизмом есть в данном случае не более чем очернительская тактика342. Примечательно, что тактика эта была характерна для левых и во времена Курциуса; можно даже сказать, что он в каком-то смысле предсказывает будущую атаку на себя «слева». Курциус ссылается на полемику Ганса Принцхорна и Зигфрида Бернфельда вокруг марксистского психоанализа и цитирует такие слова Бернфельда, также призванные опорочить взгляды оппонента: «Духовно-историческая позиция Принцхорна мало чем отличается от мировоззрения Гитлера или Гугенберга…» Курциус добавляет: что ж, видимо, учение Фрейда закрыто для всякой критики, а всякий, кто возвышает голос, немедленно будет объявлен фашистом343.
Интересно, что к своим замечаниям о политической социологии немецкого еврейства Курциус добавляет такие слова:
Мучительно и неловко вдаваться в такие вещи. Но еще мучительнее смотреть на немецкую интеллигенцию, которая обходит любые проблемы, почитая их за табу. К сожалению, эти круги и им прислуживающая журналистика заставили нас поверить, что лучшее решение – это молчание, что полезнее просто не говорить о проблемах…344
Здесь видится прямая реакция на критику со стороны Мангейма: как мы видели, автор «Идеологии и утопии» обвинял Курциуса именно в том, что тот ограничивает научное мышление рамками «разрешенного» и что ученые в такой ситуации могут начать вообще избегать сложных и спорных вопросов345.
Между прочим, в «культурном национализме» Курциуса впервые обвинили еще во времена его занятий французской литературой: тогда с критикой его книги «Die französische Kultur» выступил преподаватель и переводчик Кристиан Сенешаль346. Курциус отреагировал на его упрек с резкой и болезненной иронией:
Господин Сенешаль – не только педагог и критик, но еще и невероятно прозорливый психолог; он, можно сказать, срывает маски, разоблачает. А я ведь так старательно скрывался! Будучи националистом и немецким народником, я изобрел исключительно коварный метод, чтобы всячески обманывать французов. Я выбрал себе маску европейца и мимикрировал под сторонника межнационального взаимопонимания. На протяжении десяти лет я рассказывал немецкой публике о великих французских писателях, толковал их, рекомендовал, восхвалял – но нет, этого мало! Чтобы уж точно не вызвать подозрений, я составил еще целую книгу о французской культуре, о которой во Франции говорят, что написана она с пониманием французского духа и с большой к этому духу симпатией; в Германии, с другой стороны, горячие головы клеймят меня за эту книгу как преступника…347
Что касается духа Франции, то здесь баталии вокруг Курциуса и его мнимой идеи о немецком превосходстве давно улеглись348, да и связаны они были главным образом с националистическими французскими кругами, не принимавшими самой мысли о том, что основы французской культуры может излагать и толковать немец. Критика слева, впрочем, в послевоенные годы на какое-то время обострилась: нельзя вновь не заметить, как Курциус постоянно (иногда даже одновременно) делался мишенью для представителей всех политических полюсов; в XXI веке, впрочем, идеологические споры вокруг «Немецкого духа в опасности» тоже почти не звучат, и в околокурциусовской литературе политические упреки не особенно прижились349.
Добавим, что еще в 1932 году, сразу после публикации «Немецкого духа в опасности», на эту книгу вышла рецензия в еврейской немецкой газете CV-Zeitung (печатный орган объединения Central-Verein deutscher Staatsbürger jüdischen Glaubens). Автором выступил штутгартский юрист Вальтер Штраус350, а сама рецензия лучше всего отражает то настроение, с которым книгу Курциуса восприняло тогдашнее немецкое еврейство. Этот текст в рецептивном отношении представляется гораздо более важным, чем позднейшие обвинительные импликации, составленные политическими противниками Курциуса. Приведем рецензию Штрауса полностью351.
К проблеме национализма
Не может не радовать, что в последнее время ведущие немецкие интеллектуалы все чаще и чаще обращаются к рассмотрению подлинного содержания и подлинной сути национал-социалистического движения. Почти неизменно делается один и тот же вывод: правый радикализм есть страшная опасность для немецкого духа и для духовной культуры в целом. Показательно, как ведущие интеллектуалы в великом множестве ставили свои подписи под обращением, призывавшим не допускать Гитлера до выборов рейхспрезидента. Как жалко выглядела в тот момент противоположная сторона, которая сумела в своем ответном обращении