Знал он также, что вследствие стремительности наступления, наши части не могли основательно прочёсывать все посёлки и леса, находившиеся в стороне от основных дорог, а там могли остаться группы недобитых фашистов, поэтому нельзя исключить возможность диверсий и нападения на такой объект, как госпиталь.

Если госпиталь Романовского находился в здании, окружённом высокой кирпичной стеной, то двадцать седьмой размещался почти на открытом пространстве. Нужно было организовать надёжную круговую охрану. Хотя Добин получил распоряжение и, вероятно, уже этим занимался, но всё-таки нужно было всё проверить самому. «Надо попросить Павловского строго проконтролировать, нет ли в оставшихся продскладах спиртных напитков, и если есть, то организовать строжайшую охрану. — Борис уже знал, что некоторые санитары и шофёры, да кое-кто и из начсостава госпиталя, весьма склонны к выпивке, а если они напьются, то вся работа по развёртыванию полетит к чёрту. — Надо организовать проверку всех соседних домов. Может быть, и в них притаились немцы. А тут ещё эта старуха стоит на пороге, в дом не войдёшь, ведь не будешь же её отпихивать…»

Алёшкин, погружённый в эти мысли, присел на один из своих чемоданов и закурил. Показалась Ася, та самая женщина, которую встретили в Эстонии и которая, теперь уже на должности дружинницы, была официально зачислена в штат госпиталя. Она исполняла обязанности переводчицы. Следом за ней, шагавшей крупными быстрыми шагами, едва поспевал Игнатьич.

Подойдя к Борису и узнав, что он хочет поселиться в этом доме, Ася поздоровалась со старушкой, и успокоив её, сказала, что начальник госпиталя, майор-врач, просит разрешения пожить здесь, пока госпиталь будет стоять в этом городе. Старушка засуетилась, ответила, что это большая честь — предоставить помещение начальнику, вероятно, её хозяин даст своё согласие.

Когда Борис, Ася и Игнатьич зашли в большую, очень чистую, уставленную самой разнообразной посудой кухню, старушка подошла к приоткрытому подвалу и крикнула (для удобства чтения её слова будем давать в переводе):

— Карл, Карл, подымись скорей наверх и помоги подняться профессору, тут пришли русские люди. Они ничего не ломают, не стреляют и не жгут, а вежливо просят разрешения остановиться у нас. Я думаю, что им можно будет уступить восточную половину дома: две комнаты и кухоньку с отдельным входом. Да вылезайте вы скорее, не бойтесь ничего!

В ответ на её слова послышалось какое-то ворчание, и из подвала один за другим выползли два старика. Один из них, более старый, был одет в какой-то длинный тёплый халат, а другой был в куртке, кепке и брезентовом фартуке. Старушка представила их Борису:

— Вот это мой муж, садовник Карл. А это наш хозяин, профессор, археолог, доктор Вернер. Я служу у него экономкой уже много лет. Этот дом принадлежит ему. Герр профессор, вы позволите? — и она изложила просьбу, переданную ей Асей.

Не очень-то хотелось Борису жить вместе с немцами, но уж больно на выгодном месте стоял дом.

Профессор старомодно поклонился и поздоровался за руку сперва с Асей, затем с Борисом. В ответ на переданную просьбу старушки чуть заметно кивнул головой, и больше не обращая внимания на прибывших, прихрамывая и сгорбившись, пошёл из кухни куда-то по коридору. Старушка спросила:

— А мы с Карлом можем остаться в этом доме? Ведь профессору нужно готовить еду, всё убирать, за огородом и за садом тоже уход нужен.

Борис ответил согласием и попросил побыстрее проводить его в ту часть дома, которую отводят ему под жильё. Там были две светлые небольшие комнатки. В первой, кроме стола и стульев, стоял большой диван. Решили, что тут поселится Игнатьич. Другая была поменьше, в ней, кроме письменного стола, платяного шкафа и кресла, стояла кровать. Из первой комнаты одна из дверей вела в небольшой коридорчик, в котором находились уборная и ванная, он упирался в кухню. Там так же, как и на хозяйской половине, было множество разной посуды. Из кухни через маленькую веранду имелся выход в огород.

Помещение Борису очень понравилось. Игнатьич, притаскивая вещи, в который уже раз сквозь зубы бормотал:

— И чего им, чертям, надо было? Ишь, как живут!..

Борис оставил его устраиваться на новом месте, а сам вместе с Асей отправился на новую территорию госпиталя, там работа кипела вовсю. Операционный блок полностью развернули. Уже через час после подготовки инструментов можно было принимать и обрабатывать первых раненых.

В этой же казарме на втором этаже устроили первые палаты. Работа шла конвейером: в то время, как одни выгребали мусор, мыли, чистили окна, полы, а иногда и стены, производя по необходимости мелкий ремонт, другие устанавливали и застилали койки.

Оказалось, что, кроме продовольственных, в этом военном городке фашисты бросили и вещевые склады. В них имелось запасное нательное трикотажное бельё разных размеров, постельное бельё и несколько сотен новых матрасов, набитых морской травой.

Впоследствии Борис узнал, что хозяйственники госпиталя Романовского бедствовали с бельём и матрасами, а как следует обследовать территорию городка не удосужились. Не таким был его Захаров, который так дотошно обследовал и осмотрел соседние дома, что от него ничего не укрылось. Конечно, ко всем складам он поставил часовых.

Таким образом, из всего собственного имущества госпиталю потребовалось взять только инструментарий, медикаменты и перевязочный материал. Всё остальное пока так и оставалось лежать кучей на «плацу» под довольно небрежно растянутым полом палатки ДПМ. Несмотря ни на что, Захаров эти куски брезента продолжал возить с собой. «Нужно не позднее завтрашнего дня всё имущество перенести в какое-нибудь помещение», — подумал Борис, проходя мимо.

Батюшков уже развернул и приготовил помещение под сортировку. В довольно разорённом пищеблоке работали санитары и шофёры, знавшие слесарное дело. Старший из них, сержант Белоусов, обещал, что к вечеру можно будет пользоваться кухней.

Алёшкин приказал старшему повару пока срочно готовить обед в полевой кухне и, в расчёте на возможность прибытия раненых, заложить не менее ста добавочных порций.

Выйдя из кухни, Борис столкнулся с замполитом Павловским, за которым бежала секретарь комсомольской ячейки Нина Куц, неся в руках свежий, только что выпущенный боевой листок «Медик». В нём, помимо сводки Совинформбюро, принятой Павловским по радио, были заметки, хвалившие отдельных медработников, успешно готовивших свои отделения к работе, а также критические замечания в адрес отстающих. Решили поместить этот листок на большом щите посредине площади, между казармами. Это место, очевидно, немцами тоже использовалось для вывешивания каких-нибудь приказов. «Медик», как всегда, был красочно оформлен различными рисунками и карикатурами, Куц умела неплохо рисовать.

Павловский доложил Борису, что он