Слева от дороги, на расстоянии около полукилометра показалось большое здание, похожее на какой-то старинный замок, окружённый высокой стеной. К этому зданию вела узкая асфальтированная дорога, обсаженная цветущими фруктовыми деревьями, она упиралась в вычурные железные ворота. Около ворот стояла санитарная машина с большими красными крестами на боках и крыше, рядом толпилось человек десять в красноармейской форме.

Кстати сказать, на машинах госпиталя № 27 перестали малевать большие кресты ещё со времени нахождения на Ленинградском и Волховском фронтах. Мы уже упоминали, что эти знаки не только не охраняли медицинский транспорт, а, наоборот, как бы привлекали фашистских лётчиков, которые, завидев красный крест, преследовали машину с большим ожесточением, чем обычный грузовик. В хозяйстве Алёшкина (так обычно назывался госпиталь № 27) знак красного креста на белом круге помещали или на ветровом стекле, или на боковой стороне машины. Он был совсем небольшим, имел в диаметре не более 15–20 см.

Когда машина с нашими пассажирами подъехала к воротам, только что пропустившим «санитарку», ворота закрылись, а из незаметной калитки вышел лейтенант, сопровождаемый автоматчиками. Ознакомившись с личными удостоверениями Алёшкина и Захарова, лейтенант приказал Лагунцову свернуть с дороги и, замаскировав машину в кустах, вместе с оставленными тут же санитарами ждать возвращения своих командиров.

По дороге к большому помещичьему дому, идущей через ухоженный парк, лейтенант рассказал, что здесь располагается армейский госпиталь, которому основательно досталось за последние дни, ведь армия ушла далеко вперёд, других лечебных учреждений нет (они на марше вместе с наступающими частями), и весь поток раненых свалился сюда.

Дом, к которому они приближались, представлял собой смесь разных стилей и эпох и, поскольку был достаточно велик, то, очевидно, внутри изобиловал множеством переходов и коридоров. Вообще-то говоря, такой дом для госпиталя вряд ли был удобен, единственным его достоинством являлась изолированность от города, собственная электростанция и водопровод (всё это действовало), а также высокая, прямо-таки крепостная стена вокруг, облегчавшая его охрану.

В одной из боковых комнат, расположенной в какой-то башне, находился кабинет начальника госпиталя. Представившись ему, Алёшкин узнал от майора медслужбы Романовского, что они стоят в этом здании двенадцать дней и с нетерпением ждут фронтового госпиталя, который бы их заменил.

— Теперь я передам вам наших раненых, а сам буду догонять свою армию, — обрадованно заявил Романовский. — Раненых у меня скопилось около пятисот человек.

Но Борис его разочаровал. Указаний о приёме раненых от какого-либо госпиталя он не получал, лишь приказ в течение суток развернуться в Штольпе и не позднее 24 часов этого дня начать приём раненых, поступающих с передовой. Так он и ответил Романовскому, попросив совета, где подыскать необходимое помещение. При этом Борис пообещал, что, как только он развернётся, поступление раненых к Романовскому прекратится. Тот, хотя и огорчился ответом Алёшкина, всё-таки дал дельный совет:

— Нужно через два квартала свернуть с основной магистрали направо, и там в километре или полутора по боковой улице выйдете к группе казарм. Их там штук шесть. Это большие трёхэтажные кирпичные здания, огороженные колючей проволокой. В своё время в них размещался немецкий гарнизон города. В них есть кровати и легко найти помещение, которое можно приспособить под операционно-перевязочный блок. По-моему, водопровод и электропроводку там починить тоже просто. Даже в половине этих казарм можно разместить до двух тысяч раненых. В одной из казарм есть стационарный пищеблок, есть и продсклады, мы из них кое-что берём. Вокруг этих казарм расположен посёлок из коттеджей, в них жили семьи начсостава. Сейчас всё это пустует, но находится в относительно удовлетворительном состоянии.

Попрощавшись с Романовским, Борис и сопровождавшие его, полчаса поплутав по городу, нашли эти казармы. Отправив Лагунцова с одним из санитаров за оставленной на окраине колонной, Борис вместе с Захаровым и вторым санитаром приступили к осмотру помещений. Они обнаружили, что почти все казармы находятся во вполне пригодном к эксплуатации состоянии. Две из них более или менее пострадали от артобстрела, а у остальных четырёх лишь во многих окнах были разбиты стёкла. Разумеется, и сами казармы, и окружающий их двор были донельзя завалены разнообразным мусором, но это уже никого не смущало. Вычищать оставленные бегущими фашистами Авгиевы конюшни на месте размещения госпиталя вошло в привычку.

Самое главное, что имевшиеся на территории военного городка электростанция и водонапорная башня были исправны. Радовало также, что коттеджи, в один из которых Борис и Захаров успели заглянуть, находились в очень хорошем состоянии, и хватало места для размещения медперсонала. Горожан-немцев на месте расположения казарм и вокруг них не было.

Через час автоколонна госпиталя разгрузилась на площади в центре расположения казарм. За это время Захаров уже успел наметить четыре коттеджа, которые предполагалось занять под жильё врачей, медсестёр и под штаб госпиталя. Для Алёшкина он подобрал уютный домик, находившийся почти напротив ворот, ведущих в военный городок.

Дом этот, окружённый красивым цветником, был достаточно велик, и Борис полагал, что добрую половину его следует отдать врачам. В глубине двора виднелась зелень на хорошо ухоженных грядках.

Когда они с Игнатьичем начали перетаскивать во двор свои вещи, то тут, пожалуй, в первый раз, увидели настоящую живую «мирную» немку. Захватив из машины вещевые мешки, чемоданы, а также довольно объёмистый ящик с посудой, которую Игнатьич возил с собой ещё с Эстонии, они поднялись на невысокое крыльцо. Дверь была закрыта. Игнатьич взял топор и приготовился её взломать. Вдруг она неожиданно открылась, и на пороге показалась маленькая сухонькая старушка.

Увидев в руках Игнатьича топор, она отступила на шаг назад, испуганно подняла руки вверх и со слезами на глазах воскликнула:

— Ах, майн гот! Вер зинт кайне зольдатом! Вер зинт кайне фашистен! Хир лебт дер профессор!

Борис, как мог, попытался её успокоить, но его знаний немецкого языка явно не хватало, и он отправил Игнатьича за переводчицей.

Джек, насидевшись за дорогу в машине, весело бегал по двору. Борис в нетерпении топтался на крыльце, ему хотелось как можно скорее обследовать казармы, проверить правильность распределения помещений, побудить подчинённых ему людей к ускорению очистки будущей территории госпиталя, развернуть операционно-перевязочный блок и сразу же подготовиться к приёму первых раненых. Как только были разгружены все машины, он отправил с уезжавшим командиром автороты донесение начальнику сануправления фронта о том, что госпиталь № 27 прибыл на место новой дислокации и с 24:00 2 апреля 1945 года будет полностью готов к приёму раненых. Он полагал, что это донесение в сануправлении получат не позднее 14–15 часов, и,