Шрифт:
Закладка:
Больц подошел к капитану.
- Капитан, пока мы на рейде, а не в море, позвольте мне проставиться команде...
Капитан сурово прищурился и иронически изогнул бровь. На розовощекой юношеской физиономии эта циничная мимика смотрелась забавно, но Больц сумел удержаться от смеха. Даже от улыбки.
- С чего это такая щедрость, Файруз?
- У меня сегодня День Имени – день, когда меня нарекли взрослым именем, - выдал Больц заранее продуманную историю. - У нас принято в этот день угощать ближних.
- И давно они для тебя ближние?
- Нам с ними возможно уже завтра вместе идти в бой. Ближние, как же иначе.
Капитан пожал плечами, выражая сомнение в доводах подчиненного, но не желая спорить.
- И откуда ты возьмешь угощение среди моря?
- Я сохранил несколько бутылок алхимического крепкого. Думал, вдруг понадобится. Простуда там, сырость… Вот и пригодилось.
- Хорошо, вечером. Но не напиваться.
- Да там и не хватит, капитан. По паре чарок. Для сплочения команды, так сказать...
Капитан кивнул и отошел.
***
Чинная выпивка вечером ничем не напоминала бурную попойку, но, тем не менее, настроение участникам подняла.
Пока командир абордажной группы вдруг не произнес с подозрением: «А что это ты сам, Файруз, не пьешь?!»
- Не могу, обет дал Морской деве. Мы все обет дали – пока домой не вернемся, ни капли хмельного. Когда всю премию от Рубена в одну ночь спустили...
- Не, погоди. Файруз, ты что мне втираешь, про какую-такую Морскую Деву?! Никогда не слыхал!!!
- Осторожнее, Колыван, Морская Дева мстительна и памятлива. Здесь, на море, сила ее велика. У нас дома все путешествующие Морскую Деву сильно почитают. Обеты перед ней сильны. Она старшая дочь Повелителя Вод. До пупа – дева, краше не придумаешь. Глаза большие, зеленые, губки алые, волосы ярко-рыжие, курчавые. Личико сердечком, губки бантиком, шея стройная. А уж то, что пониже шеи – вообще глаз не оторвать. Кто видал – позабыть не может, кто губы те целовал – уже никому не расскажет.
- -Почему? - завороженный напевным рассказом, по-детски наивно спросил кто-то из матросов.
- А потому как ниже пупа Морская Дева телом каракатица. Вместо ног – восемь сильных щупалец с присосками и еще два – тонких и длинных. Одни говорят, что на кольце этих щупалец жало, другие – что глаза, но толком никто не знает. Пальцы у Морской Девы вместо ногтей заканчиваются тонкими нитями, как у физалии. И вот услышит посреди ночной вахты моряк голос с моря, нагнется к воде – а там лицо девичье призывно улыбается. Потянется моряк, вопьется дева в губы поцелуем страстным и все – пропал парень. Руками обхватит, в воду утащит и уж там оседлает, щупальцами сожмет и прихватит его дружка клювом каракатицы... И выдоит до последней капли. Всего...
Опиравшийся спиной на фальшборт Колыван внезапно вскочил и заорал, надсаживаясь будто до Больца было не три шага поперек палубы, а пара сотен. Лицо налилось кровью.
- Ты мне зубы не заговаривай! Да в рот ебать твою Морскую Деву! - Крепкая выпивка алхимической перегонки ударила ему в голову. - Ты или выпей с нами, если уважаешь, или, будь ты проклят, ты нас отравить хочешь?
- Ох, зря ты, Колыван, такие слова произносишь, ох, зря...
- Ты меня, салага, русалками не пугай! Я в море родился, еще и не такие сказ...
Но, прервавшись на полуслове, вцепился двумя руками в собственное горло, царапая его когтями.
Через мгновение он с хрипом упал на колени. И не успели остальные моряки стронуться с места, как Колыван застучал каблуками щегольских сапог по палубе и испустил дух. Толпа шарахнулась от трупа.
И только Больц, нагнувшись, снял с шеи покойника длинную тонкую нить, заигравшую радужными переливами в свете фонарей.
- А вот и щупальце Морской Девы...
Теперь моряки дружно шарахнулись от бортов, к освещенной середине палубы. Но было поздно.
Еще двое рухнули на доски, хрипя и царапая горло.
Кто посмелее – сбились в кучу вокруг мачты, спина к спине. Выхватив оружие, пираты напряженно всматривались в ночную темень.
Но ничего не происходило. Волны все так же мерно и тихо плескались о деревянный борт. Хриплое дыхание, потрескивание фитилей в фонарях. И более ни единого звука.
Только со стороны деревни, с берега, доносились то блеяние коз, то какие-то другие звуки человеческого жилья...
Больц спокойно подошел к мертвецам. И, чтобы все видели, поднял верх еще две, извивающихся в руках, переливчатых нити.
К его чести, молодой капитан показал немалое присутствие духа. Он вложил в ножны саблю и приблизился к Больцу, внимательно посмотрел на нити, которые тот держал на вытянутой руке.
- Ты уверен, что это щупальце Девы?
- А вы видели что-нибудь подобное раньше, капитан?
Тот пригляделся.
Все три нити выглядели одинаково. Длиной в локоть, толщиной вдвое-втрое толще самого толстого конского волоса. В колеблющемся свете масляных фонарей щупальца гладко отблескивали. переливаясь, как перламутр, разными цветами. Каждое щупальце заканчивалось крохотным крючочком-коготочком.
Когда Больц протянул их капитану, тот одернул руку и демонстративно спрятал ее за спину.
- Ты знаешь, как задобрить Морскую Деву?
- Я думаю, капитан, надо сбросить ей трупы. Она сама решит, что делать с охальниками...
Никогда еще раньше команда капитана не исполнялась с таким рвением. Три громких плеска прозвучали почти одновременно.
***
Уже поздно ночью, когда в кубрике установилась тишина и изрядно напуганные пираты наконец заснули, старшина нагнулся к гамаку Больца.
И ему в шею уперлось острие кинжала.
Больц тоже не спал.
- Единого ради, вахмистр, это я! - прошептал Бэсиер. - Что это было?
- Яд это был, старшина. Яд. И вываренный в окрашенном воске конский волос.
Старшина выпрямился. Кивнул.
И с каменным лицом отправился к своему гамаку.
На рассвете ему предстояло заступать на «собачью» вахту на гребной палубе вместо скончавшегося помощника трюмного боцмана...
***
Галеру взяли через три дня, когда все утомились быть настороже.
Дело прошло на удивление буднично, хотя и кроваво.
Абордажный кубрик, не участвующий в вахтах, ушел тихо, ночью, во сне, от яда, добавленного в ужин. Сработало все надежно, кинжалу работы не нашлось.
В запасах у Больца оказалось несколько
