Стоит ли вообще оставаться в этой стране, размышлял Оноре…

* * *

Нервозная политическая обстановка, возникшая во Франции, требовала от властей решительных действий. 23 апреля в стране прошли выборы в Учредительное собрание. Выборы – всегда дрожжи для любой смуты. В Лиможе, Руане и парижских предместьях вновь забурлило.

Ещё 19 апреля Бальзак выставил свою кандидатуру на выборах. Принимая в целом республику, Оноре тем не менее не очень старался понравиться избирателям. «Начиная с 1789 года, – писал он в «Journal des Débats» 20 апреля, – Франция каждые 15 лет меняла характер своего правления. Не настала ли пора учредить некий порядок, длительное господство власти, чтобы наша собственность, наша торговля, наше искусство, которые являют собой достояние Франции, не подвергались бы периодическому пересмотру?»

Бальзак протестовал, но не предлагал путей выхода из политического кризиса. И избиратели это быстро поняли. Хотя и так всё было ясно: этот кандидат за сильную власть! Но нужна ли она безграмотному трудяге? Результат оказался закономерным: Бальзак получил не более двух десятков голосов, тогда как за Ламартина в одном только Париже отдали голоса почти 260 тысяч человек!

«Ламартина наверняка выберут председателем. Таким образом мы получим Ламартина I».

Для Оноре провал на выборах оказался всего лишь лёгкой пощёчиной; он окончательно убедился в том, что политика не его стезя.

Разнузданный Париж начинал утомлять. Ламартин обещал помочь с заграничным паспортом. В Россию! Следует уезжать в Россию, где его ждала Ева. Оставалось всего лишь получить визу. А пока… Пока он заканчивал свою новую пьесу «Мачеха» («La Marâtre»), а по вечерам иногда навещал… маркизу де Кастри, у которой любил обедать. Они давно помирились. Герцогиня сильно постарела, напоминая «настоящий труп», но что поделать, ведь с ней по-прежнему считались в свете. С волками жить – по-волчьи выть…

* * *

15 мая против Собрания рабочие провели 150-тысячную демонстрацию, к которой примкнули солдаты Национальной гвардии. Ворвавшись в Бурбонский дворец (где заседали депутаты), мятежники остановили его работу; потом на трибуну поднялся рабочий-кожевенник Юбер (только что амнистированный уголовник) и крикнул: «Именем народа, объявляю Национальное собрание распущенным!» Захватив Ратушу, восставшие провозгласили новое правительство. Началась административная чехарда. Франция продолжала бурлить. В июне количество восставших превысило 40 тысяч человек. Требовался новый Бонапарт, чтобы навести в стране порядок. И он появился.

23 июня Учредительное собрание объявило осадное положение и вручило диктаторскую власть военному министру – дивизионному генералу Луи-Эжену Кавеньяку. Жестокость генерала французам была хорошо известна: именно он подавлял мечом и картечью мятежный Алжир. Исполнительная комиссия, умыв руки, подала в отставку. Кавеньяк незамедлительно принялся за дело. Для начала вызвал из провинции дополнительные войска и артиллерию. Однако пока те выдвигались, рабочие едва не захватили Ратушу. Этого хватило, чтобы генерал Кавеньяк рассвирепел. Уже к вечеру 26 июня пали последние баррикады в Сент-Антуанском предместье. Рабочее восстание было потоплено в крови. В результате внесудебных казней погибло не менее пяти тысяч человек (по некоторым данным – до 11 тысяч!); тысячи французов были арестованы или высланы из страны. (Для сравнения: за весь период Великой французской революции и последующего Термидора было гильотинировано около тридцати тысяч человек.) Похоже, французы вошли во вкус приносить в жертву кровавому Молоху жизни своих соотечественников. Революция… Республика… Конвент… Директория… Консулат… Империя… Реставрация… Монархия… Вновь республика… И так по кругу. Порой – с уличными боями, кровавыми расправами, правительственной чехардой.

Несмотря на то что после разгрома июньского восстания началась реакция, власти намеревались провести в декабре 1848 года всенародные президентские выборы. Будущим президентом Франции многим виделся именно генерал Кавеньяк, которому удалось-таки навести в стране относительный порядок. Так бы и случилось, если б на политической сцене не появилась некая «тёмная лошадка» в лице принца Луи Наполеона Бонапарта, племянника императора Наполеона I. Выяснилось, он тоже выставил на выборах свою кандидатуру. За «племянника», как ни покажется странным, были готовы отдать голоса многие рабочие, которые не могли простить Кавеньяку июньскую кровавую баню. Тех же взглядов придерживались буржуазия и крестьянство.

За что боролись – на то и напоролись. 10 декабря племянник Бонапарта набрал на выборах 3/4 голосов избирателей. В руках политического авантюриста оказалась судьба Франции. Через три года с республикой будет покончено. А потом появится… новый Император[174].

* * *

Для Мастера художественного слова наступило не самое лучшее время. Пробует выставить свою кандидатуру в депутаты – с треском проваливается. Каждому своё. Кому писать – кому ораторствовать. Тем не менее Бальзак не теряет присутствия духа и активно готовится… к свадьбе. Он оформляет российскую визу и мечтает вновь поехать в Верховню. Этот неутомимый борец с обстоятельствами для себя уже давно всё решил: если потребуется, он примет российское гражданство и будет жить в России. Лишь бы быть рядом с Евой.

«…У меня созрел план продать дом и все мое барахло и стать учителем французского языка, танцев и хороших манер на Украине, – пишет он Ганской. – Я поеду в Санкт-Петербург просить разрешения поступить на службу Его Величества, хотя бы даже в украинскую полицию»{548}.

Писатель уже не в силах оставаться в Париже. Здесь республиканцы, солдаты и, конечно же, кредиторы. Не многовато ли для одинокого «пустынника»? Вообще, он запутался. Да и обстоятельства, как всегда, против Оноре. Ещё в конце февраля стало понятно, что не сегодня завтра начнётся национализация. То есть начнут бить по спекулянтам и банкирам.

Так и произошло. 1 марта 1848 года заговорили о предполагаемой национализации железных дорог. Для Бальзака данное известие явилось крахом последних надежд: накрывались медным тазом акции компании Северных ж/д. А это… Одним словом, в пыль превращались практически все «волчишкины сокровища», бухнутые в эти треклятые дороги. 11 апреля акции уже пустой звук; вслед за ними пришлось распрощаться и с русскими золотыми рублями, вложенными Бальзаком в это дело.

Его финансовые дела близки к краху. А тут ещё Эмиль Жирарден! Он предстал перед Оноре, едва узнав о возвращении того в Париж. Этому скряге Бальзак вернул аванс за «Крестьян», а тот всё недоволен: вернул, но не полностью, остался долг в 721 франк 85 сантимов. Вынь да положь! Бальзак на мели, он разводит руками. Жирарден вспылил и… подал иск в суд.

Блестящая новелла «Посвященный» («L’Initié») за гроши уходит журналу «Muze de familly». И это всё. К июню у Оноре ни гроша. Хотя «ни гроша» – не совсем точно, кое-что всё-таки позвякивает. И это… 200 франков золотом.