оправдали надежд. «Граф Монте-Кристо» и «Королева Марго» оказались намного успешнее. За пару лет Александр Дюма совершил то, о чём Бальзак мечтал многие годы; конкурент сделался истинным королём романа-фельетона. Для читателей Бальзак оказался слишком скучен. Даже шалопай Эжен Сю – и тот успешнее. Денежные ручейки потепенно утекали в карманы других, более читаемых. Всё это очень-таки болезненно – как щелчок по носу.

Впрочем, впереди Бальзака ожидало нечто более ощутимое – настоящая оплеуха. Потеряв бдительность, совсем не думая о секретности своего тыла, Оноре, расслабившись, допустил досадную оплошность, обидев своего секретчика. Речь, конечно же, о г-же де Брюньоль. Луиза знала всё. Всё – это всё. Даже где на теле Оноре волосатая родинка. Но нет, не это – не это! – было главным в секретном бальзаковском архиве. И даже не его долговые бумаги и векселя, пусть даже сомнительного качества. Всё не то. Главным секретом в ящичке секретчика, конечно же, являлись письма. Основу всей секретной переписки Бальзака составляли его письма: Ганской и от Ганской. Эта переписка – некий архив под грифом «Совершенно секретно. По прочтении сжечь».

В те времена письма сжигались редко; по крайней мере, «по прочтении». Письма не жгли – их перечитывали. С ними даже засыпали, держа у груди. Целовали, плакали, грустили и… (только – тс-с!) обязательно нюхали! Не понюхав, как уловить запах любимой (любимого)? Ну а сжигали потом. Когда приходила пора – например, перед уходом в Вечность. Но никак не тогда, когда эти письма являлись «целебным бальзамом» страстной души.

Луиза Брюньоль прекрасно всё знала: где, кто, сколько и почём. И когда пришло время, быстро поняла: это время – её! И лишь тогда пустила в ход убойную артиллерию: переписку Бальзака. Артиллерия бывает лёгкой и тяжёлой. Отношения пары были давно всем известны, поэтому большинство писем относились к разряду лёгкой артиллерии. Из тяжёлой на руках у шантажистки оказались приватные письма любовников, свидетельствующие о внебрачных отношениях г-жи Ганской с французским романистом при жизни пана Ганского, а также информация о беременности Эвелины от любовника и преждевременных родах (речь о выкидыше). Последнее было уже никакой не артиллерией: данная информация могла стать самой настоящей бомбой! Польские аристократы, узнав об этом, не оставили бы от панночки камня на камня, растерзав её сердце на куски.

Всё это зловредная экономка обещала предать огласке; прежде всего, оповестить поляков, а уж потом… Вообще, подобное называется шантажом. И Луиза открыто шантажировала. Когда она всё это выложила Оноре, тот похолодел.

– Чего же ты хочешь, Луиза? – спросил он.

– Денег, Оноре, только денег, – рассмеялась негодница. – Больше мне от вас, господин де Бальзак, уже ничего не нужно. Спасибо, отблагодарили…

– Сколько?..

– Тридцать тысяч. Наличными. И побыстрее…

– Тридцать тысяч?! – подскочил Бальзак. – Помилуй, но это же чистый грабёж!

– Иначе копии с ваших писем станут достоянием гласности в Верховне. И Бердичеве – тоже. Вот так. Представляю, как обрадуются Мнишеки…

Пребывая в фимиаме алчности, шантажист забывает одно: шантажировать можно по мелочи. Ты мне, я – тебе. Когда жертву загоняют в угол, шансов у негодяя нет, и от него избавляются. При всей своей неуклюжести Бальзак умел держать удар. Поняв, что дело зашло слишком далеко, и он подвергся серьёзной угрозе шантажа, романист (вспомним, юрист по образованию), воспользовавшись своими связями в Департаменте полиции, призывает мадам де Брюньоль к ответу.

Следователь Гландаз (тот самый, что помог Оноре посетить тюрьму Консьержери) с шантажисткой не церемонился. Растерявшейся г-же Брюньоль даже не представили наряду со «злым» следователем «доброго» – того, который бы смягчил нахлынувшую панику. Часа «беседы по душам» хватило, чтобы из наглой, жадной и мстительной особы она превратилась в обычную домохозяйку, мечтавшую только об одном – вырваться из безжалостных тисков правосудия. Луиза созналась во всём, и даже была готова покорно понесли «заслуженное наказание». Ну да, она любила Оноре и всегда надеялась, что рано или поздно составит ему достойную пару, дабы «вместе состариться». А видеть рядом с ним г-жу Ганскую ей, Луизе, было просто невмоготу…

Дело закончилось миром. Луиза де Брюньоль дала слово забыть о копиях компрометирующих писем, а Бальзак отзывал своё заявление. Правда, сначала следовало изъять у Луизы эти самые письма и копии, «грозившие ему смертью». Состоялся суд, вынесший решение провести обыск на дому у «подлого создания».

Отныне шантажистка навсегда потеряла «своего Оноре»; для Бальзака г-жа де Брюньоль перестала существовать. В его письмах с некоторых пор появится новое слово: карга. И это слово Бальзак будет всегда вспоминать, когда речь будет заходить о бывшей экономке. К счастью для Луизы, та об этом даже не догадывалась. Зато хорошо знала г-жа Ганская, которой Оноре рассказал о случившемся 13 мая 1847 года, вскоре после своего возвращения из Форбаха и Франкфурта, где он простился с Евой.

«Карга хочет причинить тебе неприятности в Польше… Встанем же вместе на защиту наших жизней, как я пытаюсь защитить их здесь». «Она будет обесчещена. Правосудие навсегда подрежет Карге крылья. Она подохнет»{530}.

Ещё через какое-то время он пишет Ганской: «Я был у нее, она вернула мне письма, сказав при этом, что любит меня больше жизни и мысль оказаться у меня в немилости убивает ее. Я был прав, призывая пойти на соглашение, иначе это обошлось бы гораздо дороже, а так, ввиду ее бедности, она примирится и с простой подачкой в несколько тысяч франков. Но внутренне я говорил себе: она отдает не все! Что-то оставила себе! Так и есть, не хватает трех писем. Три или двадцать четыре – одно и то же. Но я получу и их. Не для того я затеял дело… Все это лишает меня желания заниматься литературой, я не делаю ничего. А должен работать по десять-двенадцать часов в день, чтобы заработать необходимые мне шестьдесят тысяч франков»{531}.

При расставании Бальзак заплатит г-же де Брюньоль 5 тысяч франков. Хотя, по мнению Оноре, за все годы службы он задолжал экономке никак не меньше десяти тысяч (ведь в периоды безденежья она порой расплачивалась за него из своего кармана). Тем не менее однажды Бальзак напишет: «Великие люди подобны скалам в океане – к ним прилипают только устрицы».

Впрочем, вскоре г-же де Брюньоль стало не до бывшего хозяина: на небосводе разбитной девицы появился новый «объект желаний». Став владелицей магазинчика художественных изделий (в проезде Шуазель), Луиза через какое-то время выйдет замуж за некоего Шарля-Исидора Сего, имевшего, как шептались, 15 тысяч франков ренты. К слову, его отец был пэром Франции, так что для Луизы открывалась