пруди. Здесь даже не было конюшни! Да и приличной пристройки для челяди тоже не оказалось. И это дворец?! Обманщик. Да, Оноре самый что ни на есть обманщик! Расписывал одно, на деле же оказалось совсем другое – нечто несуразное.

Но было ещё одно: решение о сомнительной покупке Бальзак принимал единолично, без предварительного согласования с Евой. Он так увлёкся, что не счёл нужным услышать её мнение. И вот к чему это привело. Деньги потеряны, на выходе же… сарай.

Ева продолжала дуться. Непомерные расходы, связанные с покупкой дома, его ремонтом и разорительной отделкой, её просто бесили.

– Это просто немыслимо! – схватилась она за голову, когда Оноре показал ей книгу расходов. – Не-мыс-ли-мо!

– А как же наша свадьба, Ева? – осторожно интересуется тот. – Ведь мы же не можем так жить до бесконечности, снимая квартиры… Любишь ли ты меня, мой волчишка?..

– Конечно, люблю! – погладила она Оноре по седеющей пряди. – Но…

– Что ещё за «но»? Какие «но»?! Мы должны наконец быть вместе навсегда!

– Но, милый Оноре… Я… Я ещё не готова.

– В чём дело, милая? – насторожился Бальзак.

– Мне нужно съездить в Верховню и уладить там кое-какие дела. У русских есть такая поговорка: жизнь прожить – не поле перейти. Слишком огромно то поле, по которому нам приходится идти. А пока я буду заниматься своими делами, ты… работай. Я знаю, талантливее моего Оноре нет никого на свете. Ну и… деньги. Ты очень потратился. С такими затратами, милый, мы просто вылетим в трубу…

– Но я…

– Знаю, милый, – приложила Эвелина пухлый указательный пальчик к его губам. – Я знаю, что тебе нужно много работать, а я – я тебе только мешаю…

– Наоборот! Это я тебе мешаю!..

– Тс-с… – вновь прижала Ева свой волшебный пальчик к его губам. – Ты – гений! И мы оба это знаем. А потому… отвези меня обратно в Форбах. У нас много дел, дорогой. Слишком много дел… В Форбах…

– Мой волчишка! – Оноре со слезами на глазах сжал Эвелину в своих крепких объятиях…

* * *

…Если дерутся двое мужчин – это трагедия; если дерутся женщины – это комедия. Другое дело, что комедия эта лишь при взгляде со стороны, ибо на самом деле женская ненависть не знает границ.

Ненависть г-жи де Брюньоль не знала границ. Она чувствовала себя обманутой и оскорблённой. Оноре, которому она отдала столько лет своей жизни, не церемонясь, выставил её вон, променяв на какую-то… какую-то избалованную панночку. Пустую кокетку. Никчемную провинциалку. Блудливую овцу. Бессовестную и беспринципную. Г-жа де Брюньоль ненавидела Ганскую. И после того, как та заявилась в Париж, решила Бальзаку отомстить. Потому что этот бессовестный Оноре надумал построить своё личное счастье, растоптав жизнь другого человека – Луизы де Брюньоль. Так что за свои поступки, г-н Бальзак, вы должны ответить.

Для начала – деньги. Где эти денежки, где? Пока лишь одни обещания. Пусть отдаёт, немедленно! Вот и с гербовой бумагой и почтовыми марками дело слишком затянулось, не пора ли ускорить процесс? Доколе тянуть кота за хвост?! Где патент на торговлю?..

С мужем у Луизы всё неожиданно застопорилось. Потенциальный муженёк оказался прохвостом. С этим проще: прощелыгу-архитектора за ушко да на солнышко! Г-жа Брюньоль и не таких выставляла вон. Но в душе по-прежнему всё кипит и клокочет. Этот бессовестный Оноре взял и выставил… саму экономку. Вот и вся благодарность за годы преданной службы.

Когда закипает гнев, разум мутнеет. Г-же Брюньоль не терпелось отомстить. Прежде всего, конечно, Ганской (которую просто ненавидела), а также бессовестному хозяину. Оноре, Оноре… Откуда ему было знать, что у неё, Луизы, имелись свои виды на этого одарённого природой человека? Разве все эти годы она не была с ним учтива, мила и ласкова? А сколько сносила пар обуви, бегая то в типографию, то в книжную лавку, а то и вовсе – уладить дела с привередливыми кредиторами? Ну и… интимное. Оноре, мальчик, он столько работал, не отходя от письменного стола! Поэтому иногда ему требовался полноценный отдых, чтобы развеяться, забыться, прийти наконец в себя. И г-жа Брюньоль была всегда готова протянуть ему руку помощи (да и не только руку). Эта бесчувственная, фригидная полька – что она могла ему дать, кроме страданий?! Зато уж она-то, Луиза, прекрасно знала, как сделать этого взрослого ребёнка по-настоящему счастливым. О, как она любила эту благодарную улыбку на его пухлых губах. Оноре…

Ганская в Париже – это конец всем грёзам г-жи де Брюньоль, крах всему. Именно из-за этого – чтобы испортить этой негоднице жизнь, – следовало действовать до конца. А для этого у Луизы имелись серьёзные козыри: письма.

В апреле 1847 года Бальзака уже нет на улице Басс. Ни его, ни г-жи Ганской, ни г-жи Брюньоль. Оноре занимается собственным домом на рю Фортюне, расставляя там свои «китайские вазы», развешивая картины, руководя сонмом рабочих, которые где-то штукатурят, где-то красят, а где-то громко стучат молотками. Свой дом – дело нешуточное. Мысли Бальзака только об одном – о милой Еве и о том, как они скоро здесь обоснуются, радуясь своему непомерному счастью. Занятый ремонтом Бальзак мало пишет, не до этого.

Перед нами – вернувшийся из прошлого Оноре-адмирал, волею судьбы оказавшийся на капитанском мостике очередного грандиозного ледокола. Свистать всех наверх, по местам стоять, вахту держать! Через каких-нибудь полгода здесь всё должно быть готово к приёму Хозяина и Хозяйки. А потому – работать и работать! Отлынивающих – за борт!..

И вот, раскачиваясь на своём корабле, Оноре, временно став военачальником, забывает о главном – о собственной безопасности. Не будучи профессиональным военным, но раз за разом влезая в эту шкуру, он не знает главного: сила любого полководца в его тылах. Чем надёжнее тылы – тем крепче передний строй. И это азбука военного искусства. Надёжность тыла базируется на секретности. Ведь секретность – это прежде всего организация и порядок. Но у Бальзака всё шиворот-навыворот и вверх тормашками. Как копна растрёпанных волос на его голове.

Кстати, о голове. Страдая головными болями, романист уже почти ничего не пишет. Ряд исследователей приписывают Бальзаку хронический арахноидит и даже менингит[170]. Но это вряд ли. Скорее всего, у не знавшего отдыха писателя, страдавшего ожирением и переживавшего стрессы, имела место гипертоническая болезнь, клинически проявлявшаяся в виде гипертонических кризов. Подтверждением этому служит и тот факт, что при сильных головных болях хороший эффект давали кровопускания, в том числе – гирудотерапия (пиявочное кровопускание).

У Бальзака хандра, почти депрессия. Издатели отворачивают носы. «Модеста Миньон» и «Крестьяне» не