по верхние обручи вросшие в землю, непонятные остроконечные шесты, торчащие вертикально из земли, пара заросших кустарником фундаментов, сгнившее тележное колесо и наконец среди кривых деревьев, как странные, лесные звери, показались черные срубы бараков. Клим спешно шел мимо, выбирая маршрут наугад, Алтай тревожно принюхивался, ловя воздух с их стороны, Иван жадно вглядывался в тени прошлой, непонятной жизни. Падающее солнце все еще скупо освещало стены без крыш, черные окна и обвалившиеся столбы крылец. Из каждого барака, а их Иван насчитал пять, росли деревья, словно посаженные в гигантские кашпо. Когда последняя постройка, огромный параллепипед без одной из торцевых стен, по видимому склад, осталась за ними, солнце упало за хребет и сразу стало вполовину темнее.

— Фонари. Вытаскивай.

— Долго еще идти?

— Через пятнадцать минут начинается чистый лес, там сразу и встанем.

Иван начал считать до девятисот, чтобы превозмочь усталость, навалившуюся на него вдруг полновесно и сокрушительно.

Но прошли они еще мину пять лишних, прежде чем Клим выбрал подходящую по его мнению для стоянки поляну. Ноги еще держали, они набрали веток для костра и разложили вокруг спальники. Стало холодать, Клим разжег небольшой огонь и вытащил армейские пайки. Банка тушенки была выделена псу. Он сожрал ее мгновенно.

— После тушенки он кости грызть не будет, набалуем.

— За такой переход заслужил. Будешь охранять, Алтай?

Пес оскалился и положил морду на лапы. Огонь костра отражался в его глазах.

— Огня не боится, значит точно удрал от кого-то. Хотя следов ошейника нет.

Иван залез в спальник, он согрелся, но что-то было не так.

— Клим, знаешь, что я чувствую?

— Что у тебя ноги отвалились, верно?

Иван хмыкнул.

— Это конечно. Но мне кажется, что я уже чувствую ее, серьезно. Медвежью гору, — он перевернулся на бок.

— И как это выглядит в твоем варианте? — Клим зевнул.

— Ее сила и страх. Мой страх. Нервничаю что-то. Кажется, что она прямо там, за лесом нависает надо мной — тяжелая, как ядро. Медвежья гора, над ней стоит красная луна и весь Млечный путь. И еще я начал сомневаться, Клим, может оказаться, что это мне не по силам. Честное слово, кажется придем, постою я полчаса столбом и поверну назад. Мне кажется, я слишком… Клим…

Клим храпел, лежа на спине в своем старом спальнике. Спал Алтай, поминутно вздрагивая и поскуливая во сне. Иван лежал на боку и слышал ночные звуки, треск затухающих углей и шорох ветра в листве. Крайняя усталость перешла в тревожную бессонницу, он вдруг увидел в небе далекую вспышку и через минуту донесся далекий, бархатный рокот грома. Над верхушками деревьев он увидел темный конус. Это наверняка была она, Медвежья гора, причудливая и непостижимая, он явственно видел ее контур, который расплывался в далеких вспышках молнии. Он вылез из спальника и смотрел в небо, пока не понял, что этот конус — излом облака. Он залез в спальник, погладил пса, который зарычал во сне, и закрыл глаза.

06:18

Утром, когда Клима поднялся, оказалось, что у него лопнул сосуд левого глаза и весь белок был залит кровью.

— Голова болит, черт, всегда одно и тоже, — он массировал шею и затылок.

Иван осмотрел его и покачал головой

— Глаз видит?

— Нормально. Таблетки при мне. Но голова, как колокол. Зверь не убежал?

— Где-то рядом бегает.

Иван начал собирать вещи, тщательно сворачивая спальники, не торопясь, чувствуя, что непонятное волнение уже подступает от живота к горлу. Руки немного подрагивали. Он вдруг представил бегущую к нему собаку с высунутым, влажным языком и поджатыми ушами и ему стало нехорошо. Нет, ему стало плохо. Он замер на какое-то время, успокаиваясь и пытаясь взять себя в руки, глубоко вздохнул и сунул спальник в рюкзак.

— Как самочувствие перед экзаменом? — голос Клима немного хрипел.

— Как перед экзаменом, страшно и еще такое чувство… скорее бы все закончилось, что ли.

— Я тебе так скажу, лучше бы тебе идти на голодный желудок, как на сдачу крови. Воды или чаю попей и пойдем. А там, у Медвежьей горы я тебе все объясню, что и как.

Иван чувствовал, как все эти приготовления и советы, вся эта утренняя сырость и сборы взвинчивают его нервы — скорее бы выйти. В желудке от волнения было кисло. Он свистнул пса. Сзади раздался шорох и появился безмолвный Алтай. Черные кроны шумели вверху под утренним ветром, Иван вдруг подумал, что они здесь совсем одни.

— Иди, жри мою порцию, начальник отменил завтрак.

Алтай есть не стал, тревожно поскуливая, идти куда-то ему не хотелось. Клим набил рюкзак и сверкая красным глазом, подошел к Ивану.

— Холодно что-то. Ты готов? Пора.

Они пошли. Трава была мокрая, как будто дождь вчера достиг их поляны, солнце еще не было видно и небо затягивала серая пелена. Черные стволы перемежались вспышками серого неба, казалось они идут к гигантскому зеркалу, бросающими на них белые, тревожные отсветы. Иван уже знал, что гора совсем рядом и даже всегда подтянутый Клим шел молча и медленно.

— Нам надо обойти эту лохматую горку по правой стороне, поверху спуститься немного по склону и мы будем у цели. Оттуда полкилометра до Медвежьей горы, она как раз за ней. Замерз я что-то.

Через пятнадцать минут они вышли на безлесый косогор и стали спускаться вниз, к горбатому холму. Внизу лежало небольшое озеро, совершенно прозрачное. Клим зачерпнул кружкой воду, когда он пил, зубы слегка стучали о кружку. Он попрыгал, чтобы согреться или же унять нервную дрожь и даже замычал от досады.

— Голова, всегда одно и тоже!…

Было видно, что ему нехорошо, но Иван помалкивал, ему было не намного лучше. Небо заволакивало, но воздух казался излишне резким, каждое дерево на склоне холма к которому они подходили, виделось преувеличенно четко и выпукло. Ветер пах пряной травой и прелью. Внезапно Ивану показалось, что горы чуть двинулись в сторону, все сразу, это было тошнотворно, он закрыл глаза. Он открыл их, со страхом предполагая, что в мире уже царит хаос, но нет, все было по прежнему, только Клим ушел далеко вперед. Он был едва различим, Ивана прошиб пот и он побежал вниз по склону. Сколько он он стоял вот так, закрыв глаза?! Алтай, заливаясь лаем, бежал ему навстречу. Он не мог видеть это…

Клим обернулся и спросил его безучастно:

— Ты раздумал идти? Может лучше пойти обратно…

Иван смотрел и не узнавал его. Одна половина его лица была неподвижна, словно маска. Кровавый глаз смотрел куда-то мимо него.

— Нет, я иду,