Шрифт:
Закладка:
Клим развел костер и побросал в огонь какие-то тряпки.
— Избави бог нас от дурных новостей и дальнейших, ненужных попутчиков. Собираемся, мы здорово отстаем от графика. Эй, пес!..
Тот вскочил, словно понял, что обращаются к нему и приблизился, нагнув голову, готовый удрать при малейшем подозрении в дурных намерениях. Иван свистнул ему, призывая быть спокойным и затянул рюкзак. Клим сходил к озеру и залил костер.
— Иван, смывай уголь с лица и пошли, нам пора.
Иван чертыхнулся, смыл со лба грязь и закинул за спину рюкзак. Пес поднялся и печально заскулил, предчувствуя одиночество. Клим обернулся и свистнул.
— Алтай! Как тебя там, пошли, так и быть, берем тебя в команду. Вперед, салага!
Пес гавкнул и побежал слегка сбоку и впереди от них. Они сошли вниз, к озеру и обойдя его по берегу с северной стороны, снова углубились в лес. Пес бежал рядом, решительно охраняя хозяев от возможных врагов или от его голодных сородичей.
16:31
— … Дорога кончится у колонии, дальше придется идти по лесу. Нам надо до семи, край — пол восьмого найти привал, в горах темнеет быстро, закатилось солнце за вершину и все, тьма.
— Что за колония, зона?
— Нет, не совсем. До войны здесь была командировка, зэки лес валили, небольшой совсем пункт был, потом его закрыли. Три-четыре барака, все уже заросло лесом.
— Давно закрыли?
— Тогда же, перед войной. Сказочники рассказывают, что это Медвежья гора виновата, она там действительно рядом, в пяти километрах. Но на самом деле это землетрясение, в 38-м толкнуло, командировка и развалилась. Ее отстроили и опять толчок и только тогда бросили. Место жутковатое, как и все, что брошено людьми. Думаю даже, что наш бедолага без головы был с командировки, надоело лес валить, он и ушел.
Они шли заросшей низким лесом долиной между двух хребтов, узкая, как веревка дорога все еще была жива, Алтай бежал с ними и порой недоуменно гавкал, спрашивая, зачем они ушли так далеко.
— Клим, как ты думаешь, можем мы найти какие-нибудь следы Назарова и Простых, костер или стоянку?
— Мы уже ищем их — но пока ничего. Были бы следы, я бы нашел. Сейчас, с собакой, это даже проще, Алтай наверняка учует следы чужих. Пока ничего и это плохо.
Иван догнал Клима.
— Почему?
— Да потому, что возвращались они не по этой дороге, они шли лесом, напролом.
— Есть другая дорога? Они искали ее?
Клим глянул вскользь на Ивана, сплюнул.
— Нет никакой другой дороги. Просто они не пошли по ней и все, почему, вот вопрос. Они пошли через лес и почти заблудились, но Простых все-таки вывел их, в каком бы состоянии он не был.
— Клим, почему они свернули с дороги, может они чего-то испугались? — голос Ивана выдавал его некоторое смятение.
— Думаю, они просто забыли про нее. Они даже не вспомнили, что у них есть палатка и все остальное, провиант, рации… Я и сам ничего не понимаю.
— Думаю, это Медвежья гора. Все просто.
— Николай не мог пойти туда, если только он не свихнулся раньше. Я же тебе говорил, восхождение совершается в одиночку.
Иван поправил ремни, подбросив рюкзак.
— Я помню это. Но почему это так?
— Не знаю. Это правило и его не нарушают. Когда сильно трясет не ходят, это понятно и даже сразу после не ходят тоже. Гора становится как бешеная.
Иван замолчал, переваривая неутешительную информацию.
— Мы успеем до темноты пройти колонию?
Клим посмотрел на часы.
— Может быть. Но в любом случае мы сегодня пойдем дальше, даже если придется час идти в темноте. Никто и никогда не останавливался на ночь в бараках, факт.
— Клим, у них было ружье — зачем?
Клим махнул рукой.
— Николай всегда брал обрез, он его любил. Он нашел его в тайге, в каком-то схроне. Никому не говорил где, даже мне. А мы были между прочим корешки.
Слева от дороги потянулась речная трава, Алтай вдруг сорвался с места и кинулся в кустарник. Раздался треск крыльев и из кустов вылетела перепуганная дикая утка, Алтай гавкнул пару раз вслед и победно вернулся в строй.
— Молодец, Алтай, жаль, что не поймал, — Клим свернул к берегу крошечной речки. — Перекур пять минут, разрешаю оправиться и людям и собакам.
Он нашел твердый пятачок и сняв куртку с майкой освежил худое тело водой. Иван послушно последовал его примеру, но без всякого удовольствия. Алтай лакал воду, посматривая в сторону камышей.
— Клим, что это за наколка у тебя такая хитрая. Чеснок, да еще на спине?
Клим выпрямился, вытираясь докрасна майкой.
— Я, Иван, человек без корней, перекати поле, мало ли куда могу попасть. А чесночок, сам знаешь, очень полезен.
— Понял, но почему же на спине? Резоннее на груди колоть, красивее и ближе к сердцу.
Клим одел майку и задумался.
— Так-то оно так, Иван. Но как показывает опыт, темные люди чаще всего нападают со спины.
19:07
Лес темнел. Красное солнце путалось в ветвях, падая за гору, в вершинах крон тяжело дышал темный ветер. Все трое устали, собака тоже, Иван скармливал ей свое печенье, обещая вполголоса тушенку. Клим неодобрительно качал головой. Они вышли на прогалину, лес когда-то был здесь вырублен, потом горел, торчали обугленные, затянутые травой пни. Вдалеке снова был лес, выросший относительно недавно, невысокий и редкий. Дорога, вливаясь на поляну, растворялась в ней и ей же завершалась. Ивану стало жаль ее, клубок закончился, дорога верно отслужила им, сколько смогла.
— Бараки. Не люблю это место, — Клим брезгливо сплюнул.
Он погладил приунывшего пса и сунув руки в карманы, оглядел впереди стоящий лес. Иван смотрел туда же, но ничего необычного не видел.
— Где же нам лучше пройти, Иван? Справа чащоба, слева лощина. Там и там я ходил. Но можно конечно и через бараки, так короче.
С деревьев начали срываться летучие мыши, пугая пса истеричными пролетами над его головой. Клим решил.
— Идем через бараки, все же интересней. Думаю, еще полчаса в темпе и ночевка.
— Потерпим. Верно, Алтай? — пес заворчал.
Подлесок был завален хрустящим, мелким осинником, весь он был какой-то неуютный, в паутине, неожиданных ямах и корягах. Видно было, что все это наросло здесь после спила первого, живого леса, наросло вопреки и без охоты, словно по принуждению, горело, снова вырубались и снова лениво проростало, влево и вправо, некрасиво и без гармонии. Это был и не лес, а запущенный людьми сад. Следом появились первые приметы ушедшей отсюда невольной жизни — черные бочки,